Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в этом случае деньги, похоже, не были проблемой. В большинстве проектов напряженность между поставленной целью и бюджетом отчетливо ощущается. В ходе почти каждого проекта наступает момент «стоимостного проектирования»: момент, когда клиент, работающий с архитектором, пересматривает заново каждый элемент проектного задания и проекта для того, чтобы найти, на чем можно сэкономить и как уменьшить расходы. На мой взгляд, английское выражение, обозначающее этот процесс – value engineering (букв. «инжиниринг ценности»), – весьма цинично, поскольку предполагает, что можно добавить ценность, сократив стоимость. В большинстве случаев стоимостное проектирование приводит к снижению качества, и клиенты, как правило, в конечном итоге жалеют о своих решениях.
Паркаш Сингх Бадал, главный министр Пенджаба, Индия, 1998 г.
Проект Центра наследия хальсы отличался – он не был похож ни на один проект, в котором мы участвовали: в нем не было реального бюджета. Цель заключалась в том, чтобы построить наилучшее возможное здание, и на многих наших встречах было заметно отсутствие сурового взгляда бухгалтера. Предполагалось, что сбор средств среди диаспоры сикхов каким-то образом покроет расходы.
Я стал узнавать больше о сикхизме. Среди сикхов уже возникло недовольство тем, что совершенно неожиданно приехал то ли американец, то ли канадец родом из Израиля, чтобы навязать свое видение иностранца. Во время каждого из моих визитов со мной сидели сикхи-ученые и проводили персональные семинары. Для совместной работы мне рекомендовали архитектора-компаньона – ныне покойного Ашока Дхавана из Дели. Мы с Ашоком стали друзьями. Вместе мы решили, что нуждаемся в хорошем генеральном подрядчике, и рекомендовали Larsen&Toubro, скандинавскую компанию, которая много лет вела деятельность в Индии и имела персонал из тщательно подобранных квалифицированных индийских специалистов и рабочих. Larsen&Toubro построили бахаитский храм Лотоса в Дели.
Наброски из блокнота для Центра наследия хальса в Анандпуре Сахиб, Индия, 1998 г.
Между тем я размышлял о проекте и изучал место. Когда я начал делать наброски, то обнаружил, что изображаю архитектуру крепости, которая так характерна для традиции сикхов – величественные строения, венчающие вершины холмов, творение рук человеческих, которое естественным образом объединено с окружающим ландшафтом. Крепости можно увидеть повсюду в Пенджабе и Раджастане, и они служили неиссякаемым источником вдохновения. Я представлял музей как группу зданий на вершине каждого из холмов, связанных пешеходным мостом, раскинувшимся над долиной. Здания и мост должны были быть возведены из бетона и облицованы песчаником золотистого цвета, который характерен для множества зданий в этом регионе.
Вспомнив о большом пруде вокруг Золотого храма и присутствии воды почти в любом храме сикхов, я предложил перекрыть долину плотинами и создать ряд каскадных прудов. Предполагалось, что пешеходный мост, арками охватывающий долину, будет отражаться в воде. Вернувшись в свой офис в Соединенных Штатах, я слушал пенджабскую музыку, работая над предлагаемым дизайном.
Через несколько недель, когда я представил проект в Чандигархе, реакция тех, кто имел голос при принятии окончательного решения – Бадала и других членов правительства Пенджаба, а также религиозных лидеров сикхов и ряда ученых и архитекторов, – оказалась неоднозначной. Я быстро понял почему. Модель, которую я привез, была сделана из пластилина и не была реалистичной с точки зрения материалов и ландшафта, поэтому не очень помогала. Мне приходилось постоянно давать подсказки: «Это песчаник. Это вода». Для следующей поездки мы сделали более подробную модель, великолепно выточенную из дерева. Крыши были сделаны из отражающего металла, что отвечало за нержавеющую сталь, которой мы планировали их крыть. Зеркала реалистично изображали водную поверхность. Деревья и другая растительность были приклеены на своих местах. Центр наследия хальсы естественным образом вырастал из утесов из песчаника. В одном здании сгруппированные цилиндрические шахты со срезанными вершинами, напоминающими перевернутые купола – изображенная в серебре инверсия белых куполов сикхских храмов, – образовывали силуэт цветка. Сегодня это здание называют «Цветок». В ясный день силуэт музейного комплекса выделяется на фоне Гималаев, к северу.
Клиенты полностью приняли дизайн. Мы все еще занимались чертежами и разработкой проекта, когда я вернулся для закладки фундамента. Мост уже частично был построен. К моему изумлению, на мероприятии присутствовали сотни тысяч людей, многие на лошадях, все в праздничных одеждах сикхов. Стало ясно, какое большое значение имел этот проект. Были устроены скачки и шуточные бои. Впервые на церемонии закладки камня одного из моих проектов присутствовали великолепно украшенные слоны.
Центр наследия хальсы в наши дни вызывает воспоминания о крепости сикхов на холме
Это воспоминание будет поддерживать меня на протяжении нескольких трудных лет. Первой проблемой проекта оказалась та, которая, как я думал, не вызывала беспокойства, – деньги. Представление о том, что богатые сикхи со всего мира – а их много, как, например, Дидар Сингх Бэйнс, так называемый персиковый король Калифорнии, – будут стремиться внести пожертвование на это благородное предприятие, оказалось слишком оптимистичным. Я ездил вместе с Бадалом в поездки по сбору средств в Лондон, Ванкувер и разные места в Калифорнии, но деньги в нужном количестве не поступали. Часть потенциальных спонсоров испытывала опасения из-за того, что Центр наследия хальсы был правительственным проектом; многие люди со средствами неохотно доверяли финансы правительству.
Вмешалась также электоральная политика. Музей был наполовину построен, когда в результате выборов власть в Пенджабе перешла в другие руки. Бадал, представитель Бхаратия Джаната парти, проиграл, и к власти пришел кандидат от Индийского национального конгресса Амариндер Сингх, капитан армии и махараджа Патиалы. В Канаде я был свидетелем того, как проекты остаются в подвешенном состоянии из-за электоральной политики. Поэтому не рассчитывал, что в Индии политика окажется более взвешенной. К счастью, мой коллега Ашок имел хорошие связи в политических кругах. В какой-то момент он узнал о тревожных слухах, будто наш проект, который тесно связывали с режимом Бадала, превратят в больницу. В конце концов, с помощью Ашока и ряда государственных служащих, связанных с проектом, нам представилась возможность посетить и осмотреть место строительства с махараджей. В результате он не только сам стал активным сторонником проекта, но и сделал то, чего никогда не делал Бадал, – выделил затраты на финансирование и завершение проекта отдельной статьей в бюджете правительства.
Махараджа был человеком выдающимся. Он жил в семейном дворце, украшенном постепенно исчезающими атрибутами принадлежащего принцу жилища – викторианскими портретами, богато отделанными диванами и различными произведениями искусства, как индийского, так и зарубежного. Махараджа был историком. Среди написанных им книг была история сикхских