Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через четыре года, когда Центр наследия хальсы был близок к завершению, прошли еще одни выборы, и к власти опять вернулся Бадал. Поэтому именно он перерезал ленточку. В день открытия мы с Михаль встретились с Бадалом в Чандигархе и на вертолете полетели в Анандпур Сахиб. На этот раз не было никаких двухчасовых поездок на автомобиле. Я никогда прежде не видел музейный комплекс с воздуха. Казалось, будто он всегда был там – он выглядел как археологическое сокровище, которое при этом было абсолютно современным. В итоге музей сделал заявку на мировой рекорд по наибольшему числу посетителей за один день.
На земле нас, как и прежде, приветствовали люди со слонами. Большую часть строительных работ выполнили сикхи, и гордость была почти осязаема. Когда толпам, наконец, разрешили войти в музей, люди при входе снимали обувь, как в храме. В их глазах это было священное место.
* * *
Когда я думаю о том, что мне довелось пережить в Израиле уже будучи взрослым, и об истории страны в течение последних 50 лет, среди прочих на первый план выступает один ужасный момент, ставший опорной точкой: 4 ноября 1995 года. В этот день был убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин. Потрясенные этой новостью, мы с Михаль поехали в Израиль на похороны.
Рабин и его жена Лея были нашими друзьями на протяжении многих лет. Я познакомился с Леей, когда она приехала, чтобы побольше узнать о нашей работе в районе Мамилла. Визит организовал застройщик, Альфред Акиров. Он отметил, что Лея слышала некоторые критические замечания о нашей работе и хотела посмотреть сама. Экскурсия прошла удачно. Когда мы обходили участок, Лея упомянула, что они с Ицхаком будут с визитом в Канаде и она надеется увидеть Национальную галерею. Я договорился, что сам проведу их по зданию и ради этого приеду в Оттаву.
С Михаль и архитектором-компаньоном Ашоком Дхаваном (по правую руку от Михаль) во время открытия Вирасат-э-Хальса, 2011 г.
Каждый раз, бывая в Израиле, мы считали обязательным для себя встретиться с четой Рабин. Мы часто бывали в гостях в резиденции премьер-министра. Лея и Ицхак были очень разными. Лея, темноволосая, с проницательными зелеными глазами, была очень общительной и утонченной и любила красивую жизнь во всех ее проявлениях. Ицхак был типичным израильтянином – приземленный, лаконичный, заядлый курильщик. Он обладал хорошим чувством юмора. Ицхака можно было описать библейским выражением melach haaretz – «соль земли».
Мы с Михаль устроили памятный ужин в нашем доме в Иерусалиме в октябре 1994 года вечером того дня, когда Израиль подписал мирное соглашение с Иорданией в Акабе. Мы запланировали ужин двумя месяцами ранее. Должен был приехать Йо-Йо Ма в компании Марти Переца и Майкла Кинсли из Teh New Republic, поскольку Йо-Йо давал концерт в филармонии. Зная о том, что Лея – поклонница Йо-Йо Ма, мы запланировали ужин. К нам должны были присоединиться несколько израильских друзей. За три дня до приема мы узнали, что в тот же день после полудня планируется подписание мирного соглашения. Мы с Михаль обрадовались этим хорошим новостям и послали Лее записку, предполагая, что ужин придется отложить. И получили от нее удивительный ответ: «Мы закончим ближе к вечеру. Клинтон решил продолжить визит и посетить Асада после подписания. Мы будем свободны, но присоединимся к вам на полчаса позже».
В духе того времени было следующее обстоятельство: хотя Ицхаку Рабину нужно было пройти около 500 м от парковочной зоны Еврейского квартала до нашего дома по узким аллеям, его сопровождали всего два агента службы безопасности. Позднее, если бы Биньямин Нетаньяху пошел по тому же пути, то рядом была бы целая армия агентов службы безопасности, а квартал бы наглухо перекрыли. Вечер стал праздничным и в то же время сюрреалистичным. В середине трапезы поступил звонок, и охранник Рабина передал ему телефон. Звонил президент Египта Хосни Мубарак. Рабин вышел на террасу нашего дома, откуда открывался вид на Старый город, и говорил с Мубараком около пяти минут. После возвращения он говорил о произошедших с ним изменениях – о военном, который стал считать, что военными действиями никогда не разрешить палестино-израильский конфликт. Он также рассказал, что в тот день говорил с королем Иордании Хусейном, и пошутил, что им пришлось прибегнуть к конспирации, чтобы вместе покурить и по-дружески поговорить наедине. Позже, когда настало время расставаться, мы вместе с четой Рабин спустились вниз и обнаружили, что узкую улицу заполонила толпа людей, стремившихся увидеть и поприветствовать своего премьер-министра в этот день триумфа.
Ицхак и Лея Рабин, 1977 г.
Мы раньше планировали на следующий день после приема отправиться в Иорданию вместе с Йо-Йо Ма, чтобы посетить Петру, но с подписанием мирного соглашения путешествие приняло совершенно иной характер. Оказалось, что мы стали первыми израильтянами, которые в качестве туристов пересекли мост Алленби через реку Иордан. Потом нас встретили официальные представители. После посещения Петры мы неожиданно оказались на ужине в королевском дворце в Акабе. Сидя на открытом настиле рядом с королем Хусейном и королевой Нур, Йо-Йо Ма исполнил прелюдию из Сюиты для виолончели № 1 соль мажор Баха, а потом «Молитву» Эрнеста Блоха.
Мы с Михаль находились в Кембридже тем ноябрьским вечером 1995 года, когда получили известие об убийстве. Мы с женой пошли в Музей Фогга на мероприятие, посвященное его временному закрытию. Архитектор Ренцо Пиано собирался перестраивать музейный комплекс Гарварда. Посреди счастливого шума приема раздался телефонный звонок, принесший ужасные новости. Тем же вечером мы с Михаль выехали в Нью-Йорк и оттуда вылетели в Израиль.
Через несколько дней после похорон мне позвонила Лея, чтобы спросить, не желаю ли я сделать дизайн надгробного памятника Ицхаку. Гораздо позже она также попросит меня разработать проект Центра Ицхака Рабина, который задумывался как эквивалент президентской библиотеки – помещение для архивов Ицхака и место проведения конференций и специальных выставок. Надгробный памятник надо было сделать срочно – традиционно его устанавливают на тринадцатый день после смерти человека. На официальном кладбище на Горе Герцля, отведенном для глав государств и других лидеров – «великих людей нации», как их называют, – предусмотрен стандартный дизайн участков. Памятник, как правило, представляет собой обычную плиту из черного базальта с Голан, но Лея считала, что, поскольку событие экстраординарное и травмирующее, приемлем особый дизайн. Конечно, мне нужно было представить его израильскому кабинету министров для утверждения.