– Из тебя выйдет добрый морлу, – пророкотал закованный в латы гигант. – Похуже меня, Дамоса, однако же неплохой. Быть может, я доставлю твой труп господину…

С этими словами он вскинул оба меча…

Из-за спины Дамоса донесся чей-то негромкий голос. Казалось, Ахилию он знаком, но в то же самое время этот голос звучал столь же неестественно, как и голос морлу.

Громадный воин дернулся, будто кукла-марионетка в руках неловкого кукловода, зашипел, развернулся лицом к стоявшему сзади. Ахилий потянулся за луком, однако замешкался, не зная, куда стрелять. Единственным незащищенным местом оказалась шея под самым затылком, но в прошлый раз пущенная туда стрела с врагом не покончила.

– Кто ты таков? – спросил Дамос. – Что это ты говоришь?

Второй голос откликнулся, однако язык ответа оказался Ахилию неизвестен.

Морлу испустил вой, согнулся едва ли не пополам, выронил один из мечей.

– Перестань! Перестань!

Взмахнув оставшимся в руке мечом, Дамос рванулся вперед, но словно наткнулся на неодолимую стену, негромко ахнул и пал на колено. Второй меч зазвенел об пол, разделив судьбу собрата.

Темная фигура позади морлу произнесла один-единственный слог.

Дамос вновь взвыл, затрясся всем телом. Со стороны морлу внезапно пахнуло густой вонью – вонью мертвечины.

С последним жалобным стоном закованный в латы гигант безжизненно осел на пол. Вонь мертвечины усилилась.

Зажав нос и рот, Ахилий изумленно уставился на того, кто возвышался над вражьим телом.

– Мендельн?!

Ульдиссианов брат взирал на Ахилия, будто бы глядя не на него – сквозь него. От Мендельна веяло чем-то, вогнавшим лучника в дрожь, точно такую же, как в тот момент, когда он понял, что происходит с Седриком. Нет, зла в Мендельне Ахилий не чувствовал – чувствовал нечто иное, вновь живо напомнившее о прикосновении к камню.

– Кир и' Траг'Ул дискай, – наконец сказал Мендельн, как будто эта абракадабра разом все объясняла.

Поднявшись, Ахилий взглянул на морлу. Судя по запаху, да и по виду, он мог бы поклясться, что эта тварь мертва далеко не первый день, а то и не первую неделю. Казалось, тело гниет, разлагается прямо на глазах.

Тогда охотник снова поднял взгляд на Мендельна, бледного, точно труп у его ног. Внезапно младший из братьев моргнул, лицо его вновь озарилось жизнью, однако при виде открывшейся перед ним картины исполнилось изумления и ужаса.

– Ахилий… что… где…

И в этот миг дом исполнился шума. Внизу и где-то неподалеку раздались треск и чьи-то крики, откуда-то со стороны покоев, отведенных Ульдиссиану с Лилией, донесся оглушительный грохот… а ведь лучник, исходя из слов фальшивого Седрика, полагал, будто в их спальне нет ни души.

Одна из ближайших дверей распахнулась настежь, и в коридор, крепко сжимая у горла ворот халата, подаренного мастером Итоном, выбежала Серентия. Первым ей на глаза попался Ахилий, за ним – Мендельн, а после она, наконец, заметила и омерзительный труп на полу. К чести ее, дочь торговца сдержала крик и тут же спросила:

– Где Ульдиссиан с Лилией? Что с ними?

Прежде, чем Ахилий успел ответить, в коридоре снова раздался жуткий треск – на сей раз уж точно из-за дверей Ульдиссиановой спальни. Охотник, развернувшись туда, бросился на шум. Серентия рванулась за ним.

– А вы здесь останьтесь! – крикнул Ахилий. – Делайте, что говорю!

Послушаются его, или нет, он не знал, однако надеялся, что Мендельну, по крайней мере, хватит здравого смысла не соваться под руку и удержать от того же Кирову дочь. Как Мендельну удалось расправиться с грозным морлу, для Ахилия оставалось загадкой, что именно Мендельн проделал с ним – тоже, однако охотник всем сердцем надеялся, что в случае нападения та же сила выручит их из беды. Как знать, сколько еще в доме этих подлых тварей…

По лестнице взбежали наверх двое стражников, очевидно, направлявшихся туда же, куда и он. Первый, дотянувшийся до дверей, стиснул дверную ручку…

Из спальни, соседствовавшей с покоями Ульдиссиана, выскочил в коридор еще один великан-морлу. Тараном врезавшись в изумленных стражников, он сбил одного с ног, и тот кубарем покатился вниз. Второй стражник развернулся навстречу врагу, однако чудовищный воин рассек его грудь топором, обрызгав все вокруг кровью. Мертвое тело рухнуло на спину, глаза злополучного стражника, не мигая, уставились на Ахилия снизу вверх.

Охотник уже приготовил и натянул лук, но прежних неудач отнюдь не забыл. Быстрый расчет, помноженный на чутье, отточенное необходимостью учитывать направление ветра и внезапность прыжков лесного зверья – и стрела, наконец, сорвалась с тетивы.

Согласно логике, стрела должна была пролететь далеко мимо цели, однако в последний момент, как Ахилий и надеялся, вильнула вбок. Теперь он не сомневался: на его лук наложены какие-то чары, хотя когда это могло произойти, сказать бы не смог. В последнее время, кроме него самого, к луку прикасался только Ульдиссиан, да еще мастер Итон…

Стрела угодила точно туда, куда он и хотел. Взвыв, морлу потянулся к древку, торчащему из темной глазницы.

К этому времени Ахилий снова натянул лук, не мешкая, выпустил во врага вторую стрелу и с мрачным удовлетворением усмехнулся: стрела вонзилась прямиком во вторую глазницу.

Закованный в латы гигант осел на колени. Рука, потянувшаяся к древку первой стрелы, обмякнув, упала на пол, за нею последовала и другая, сжимавшая обагренный кровью топор, но падать и замирать морлу не спешил.

Подбежав к демоническому воину, Ахилий подхватил оброненное им оружие. Морлу вяло, из последних сил потянулся к нему, однако охотник отскочил прочь, закинул лук за спину и поднял топор повыше.

Еще миг, и лезвие топора глубоко вошло в шею морлу, с одного удара отсекло вражью голову. Лишь после этого тело морлу ничком рухнуло на пол.

Держа топор наготове, Ахилий взглянул в сторону Ульдиссиановой двери. К немалому его смятению, там, у порога, уже стояла Серентия с остроконечным обломком перил в руке, а рядом с ней – Мендельн.

– Я же велел вам держаться подальше…

Вопреки его предостережению, Серентия распахнула дверь настежь. В страхе за жизнь Кировой дочери, Ахилий рванулся за ней.

Вбежав в спальню, они обнаружили там Ульдиссиана и еще одного морлу, вцепившихся друг другу в горло. Серентия, ахнув, бросилась к морлу со спины. Ахилий ожидал, что она ударит врага обломком перил, словно дубиной, однако девушка развернула обломок острым концом вперед и вонзила в незащищенный загривок.

По справедливости, ее оружие должно было сломаться, не причинив противнику никакого вреда, или, в самом уж лучшем случае, нанести неглубокую ранку. Однако, как только Серентия налегла на деревяшку всей тяжестью, острие вспыхнуло, засияло ослепительной белизной… и вошло в шею морлу, будто нож в масло.