И все же, когда я смотрю на нее сейчас, то вижу самую восхитительную штучку в мире. Она сильная, неистовая и, конечно, совершенно и бесподобно привлекательная, но дело не только в этом. Она – огонь в моем сердце, и если раньше я избегал пламени, теперь все, чего я хочу, – это сгореть.

Я снова сосредотачиваюсь на Рейне и вижу в его глазах сожаление, пятно, которое, по его мнению, он поставил на нашей дружбе, и насколько серьезен он, когда говорит, что стер то воспоминание из памяти.

– Приятно слышать, – наконец отвечаю я, в основном потому, что не могу придумать, что еще сказать, чтобы улучшить ситуацию.

Рейн явно воспринимает это как начало разговора, потому что открывает рот и начинает снова.

– Послушай, Нова, если бы я знал…

– Все в порядке, Рейн, – я вскидываю руку и обрываю его. – Даже я не знал, пока не стало слишком поздно, так что уж ты точно не должен был. К тому же, это было охренеть как горячо.

Я пожимаю плечами, делая вид, будто внутри меня все не разрывается между ревностью и воспоминаниями о том, как эротично она ему отсасывала.

– Да, еще как, – смеется он, хлопая меня по плечу, когда мы подходим к зданию. – Так что, у нас все в порядке?

Я киваю.

– Да, чувак, все путем, – он улыбается, протягивает руку, чтобы открыть передо мной дверь, но я останавливаюсь, едва переступив порог. – Но только тронь ее еще раз, и я тебя убью.

Он улыбается, качая головой.

– Нет проблем, кэп.

* * *

Остаток дня проходит как в тумане. Мысли сосредоточены исключительно на девушке, которая, похоже, не может быть моей, но которую я хочу больше всего на свете. Еще думаю об Угрюмке и о последнем сообщении на телефоне, на которое до сих пор не ответил. Опять же, если быть честным с самим собой, я испытываю к ней какие-то чувства, но это очень странно, ведь мы даже не знаем друг друга. За исключением того, что на самом деле мы как раз знаем друг друга. Я, может, и без понятия, как ее зовут или как она выглядит, но я знаю ее.

Я знаю, что она любит каждое утро пить кофе на веранде своего дома с видом на озеро. Что она не ладит со своей семьей, но по-прежнему любит их и проводит с ними время. И я определенно знаю, что она хранит в ящике своей тумбочки. Поэтому так ли на самом деле важно, что я не знаю ее имени? Нет. И это заставляет меня чувствовать вину за то, что происходит у меня с Мэделин. Хотя, если спросите ее, то у нас ничего нет, и это ничего не значит. Но для меня это важно. Я знаю, наша связь могла бы стать чем-то большим. Так что какого хрена мне теперь делать? Выбрать девушку, которую я не знаю, или девушку, которую знаю слишком хорошо?

Не имея ни малейшего представления, как ответить на этот вопрос, я останавливаюсь на женщине, которая меня родила, и направляюсь к ней домой, как только заканчивается последний урок. Я открываю дверь запасным ключом и, когда вхожу, окликаю ее.

– Привет, мам!

– Я здесь, милый, – кричит она в ответ, и я следую за ее голосом на кухню. – Просто заготавливаю кое-что на следующую неделю.

Конечно, я застаю ее стоящей у плиты и, как всегда, что-то готовящей. Наклоняюсь и целую ее в затылок.

– Пахнет вкусно, – делаю комплимент я, беря кусочек курицы с тарелки, стоящей сбоку, и она тут же шлепает меня по руке.

– И оно будет вкусным, когда будет готово, – ворчит она, еще несколько раз перемешивая содержимое кастрюли, прежде чем убавить огонь и вытереть руки.

Когда она, наконец, поворачивается ко мне лицом, я с трудом проглатываю курицу, чувствуя комок в горле. Она выглядит неважно, намного бледнее и худее, чем когда я видел ее в последний раз, а это было буквально на днях, и это как нож в сердце. Ей становится все хуже, а я ничего не могу сделать, чтобы остановить процесс. Я все откладывал разговор с отцом, но не думаю, что смогу делать это дольше. Мне нужна его помощь.

Мама просто улыбается, делая вид, будто все в полном порядке, как и всегда, и я завидую ее внутренней силе. Она всегда умела хорошо работать под давлением, никогда не ломалась под его тяжестью, какой бы большой она ни была, и я очень благодарен ей за то, что рос с таким замечательным человеком. Когда она садится за стол напротив меня, я заставляю себя улыбнуться и притворяюсь, что все нормально, по крайней мере, ради нее.

– Как сегодня поживает мой любимый сын? – спрашивает она с улыбкой, и я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Я твой единственный сын, и со мной все в порядке, – ворчу я в ответ, все еще пребывая в том же настроении, что и раньше, и мне не терпится увидеть единственного человека, который, как я знаю, мог бы это изменить.

– Просто в порядке, м-м? Похоже, у тебя все еще проблема с девушкой, – размышляет она, поднося к губам огромную кружку зеленого чая и глядя на меня поверх ее края.

– У меня нет проблем с девушками, – вру я слишком поспешно, и мама продолжает смотреть на меня, ожидая, когда я продолжу, но я этого не делаю.

– Ну ладно, если ты так говоришь, – тянет она, прежде чем добавить. – А как насчет девушки из телефона?

Ее глаза умоляют меня рассказать подробности, и я знаю – она просто хочет, чтобы я нашел симпатичную девушку, прежде чем уйду в профессиональный спорт. Девушку, которая будет любить меня за то, кто я есть, а не за то, насколько хорошо я играю в хоккей.

Я в очередной раз переключаюсь с мыслей о Мэдди на Угрюмку, и громко вздыхаю.

– Все сложно, – признаюсь я, поскольку не совсем уверен, как еще это описать. Она могла бы спросить и о той, и о другой, и мой ответ был бы таким же.

К моему удивлению, мама смеется.

– Все еще не хочет называть тебе свое имя, да?

Похоже, она находит это не только забавным, но и милым. Я знаю, что если бы мама знала Угрюмку, то поладила бы с ней. В этом и состоит часть проблемы, что ей известно об Угрюмке, но она до сих пор не знает ее имени.

И вот мы снова возвращаемся к Мэдди. Ее имя