раскрыла рот от удивления, но тут же закрыла обратно, пытаясь разобраться, что именно значили его слова. — Она пока не знает или ты вообще не собираешься ей ничего рассказывать?

— Вообще не собираюсь.

— Но почему?

— И так ясно, что она не захочет со мной поехать. К тому же я не вправе делать ее несчастной.

— Но все равно, вы ведь муж и жена!

— Да, были. До этого момента.

— Ну ты даешь. Я и не знала, что ты такой.

— Ты правда хотела бы поехать со мной?

— Только мне нужно будет кое-какое время. Надо получить выходное пособие в школе, сиять депозит…

— Ха-ха-ха! — впервые с того момента, как они вошли в ресторан, Киен по-настоящему искренне рассмеялся.

— Что тут смешного, а? Чему это ты так радуешься?

— Нет, ничего, — он покачал головой. — Да ты и впрямь не знаешь, куда я уезжаю.

— Не знаю, конечно. Откуда мне это знать?

— Дай мне мою сумку, пожалуйста. — Киен протянул руку.

Сочжи вытащила из бумажного пакета черную мужскую борсетку и передала ему через стол. Киен взял ее в руки и ощупал, проверяя, все ли в сохранности. Замок тоже был нетронут.

— Спасибо, что сохранила.

Они подняли керамические чашечки с саке и тихонько чокнулись.

— Еле нашла. — сказала Сочжи и крепко сжала губы.

— «Люди и не знают, что у них в домах»?

— Никак не могла вспомнить, куда положила. Это же не такая вещь, которой я каждый день пользуюсь.

— И где она была?

— В горшке из-под соевой пасты.

— Правда?

Киен понюхал борсетку. Легкий запах отдаленно напоминал то, как пахнет сухая земля перед самым дождем.

— Не волнуйся, соевой пастой она не воняет. Я этот горшок для риса использовала. Может, разве что немного рисом пропахла.

— Да, кажется.

— Когда доставала борсетку, крышка от горшка упала — и вдребезги.

— Так вот как ты руку поранила?

— Да, пока крышку ловила… Ну не дура? Как будто можно поймать на лету тяжеленную крышку от глиняного горшка.

На минуту они оба замолчали. Их тарелки с суши постепенно пустели.

— Послушай, Сочжи, ты ведь писатель? — начал издалека Киен.

— Ну да, а что?

— Скажи вот, ты действительно считаешь, что как писатель ты всегда с радостью будешь принимать все, что бы ни случилось с тобой в жизни?

Немного подумав, Сочжи кивнула головой и ответила:

— Да, скорее всего. Я ведь как раз думала о том, что последние несколько лет вела слишком спокойную и тихую жизнь. Хемингуэй участвовал в гражданской войне в Испании, Андре Мальро — в Великом походе Мао. А как посмотришь сейчас по сторонам, становится ясно, что революцией уже и не пахнет и настоящих опасностей нигде не осталось. Разве что аморальность и распущенность. Но эти пошлые авантюры меня не интересуют. Понимаешь, о чем я?

— Ты правда думаешь, что опыт, каким бы он ни оказался, дает вдохновение для творчества?

— По крайней мере, это всегда лучше, чем когда его вообще нет. Слепой тоже может рисовать. Возможно, он может даже создавать поистине удивительные картины. Но если у него будет зрение, то и картины его будут лучше.

— А вдруг он, наоборот, будет подавлен тем, что увидит, и утратит былую остроту восприятия?

— Ты не про рассказ Енама говоришь? Среди его прозы есть что-то подобное. Про одного слепца, который вдруг прозрел. Он идет в город, но тут же теряется там и плачется людям вокруг, говорит, что совсем заблудился, и просит, чтобы кто-нибудь отвел его домой. Тогда какой-то про хожий советует ему: «А ты снова закрой глаза».

На Киена никогда не производили большого впечатления подобного рода афоризмы. Он не любил красивых слов, остроумных высказываний и парадоксальных фигур речи и считал, что они не отражают правду жизни. Однако, слыша такие слова, он каждый раз отвечал одно и то же: «Хм, занятно».

— Но я считаю, что тут Енам просто умничает. Конечно, слепец может не сразу привыкнуть и вначале даже заблудиться. Однако если он приведет к согласию чувства, которые у него уже были, и вновь обретенное зрение, то сможет ориентироваться еще лучше.

Киен раньше слышал об одном таком человеке. Олдос Хаксли в юношестве едва не ослеп, но впоследствии смог восстановить зрение благодаря операции и со всей душой принялся писать. Он не стал снова закрывать глаза.

— Диалектическое развитие?

— Ну конечно! Оно самое. Опора на одно лишь прямое восприятие и восхваление неведения в конечном счете приводит к отказу от себя.

Ее глаза светились. Киен вдруг увидел перед собой ту самую Сочжи, какой знал ее в студенческие годы. Он прикрыл глаза. После встречи с людьми, которых не видел долгое время, на душе всегда становится грустно, потому что все мы стареем, бережно храня в себе собственный образ в молодости. Юноша, постарев, превращается не в старика, а в старого юношу, и девушка точно так же становится не старухой, а старой девушкой.

— Киен?

— А? — он открыл глаза.

— Устал?

— Нет, просто глаза немного горят.

Киен потер глаза.

— Когда ты уезжаешь?

Он отнял руки от век и посмотрел вперед. Какое-то время перед глазами все еще было немного темно.

— Завтра.

— Так скоро? Ты уже все приготовил?

— Нет.

— Ты случайно не задумал какую-нибудь глупость? — Сочжи посмотрела на него с подозрением.

— Какую еще глупость?

— У тебя не депрессия?

— Нет.

— А по-моему, депрессия.

— Если бы у меня была депрессия, я бы лежал дома под одеялом, а не бегал вот так по городу.

— Тогда ладно, успокоил.

— Спасибо. Хоть одна душа беспокоится о том, как бы я не наложил на себя руки.

— А как же Мари?

— С Мари мы, можно сказать, просто соседи по квартире.

— Хм, если это все уловка, чтобы заманить меня туда наверх, — Сочжи указала пальцем на потолок, — то даже и не думай.

Там над потолком располагались уютные гостиничные номера с белоснежно-чистыми простынями.

— У Мари больше нет сексуального желания. Может, у нее уже наступил тот возраст и это из-за гормонов?

— Сказать тебе правду?

— Скажи.

— Она тебя не любит. Ты что, все еще не знаешь этого?

— Пусть так, но у женщины все равно должно быть желание, а его нет.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю.

— Откуда?

Слова перелетали через стол между ними, как мяч от настольного тенниса.

— Говорю тебе, я это знаю.

— Ну так откуда?

— Меня этому учили.

— Чему учили?

— Подслушивать за тем, что говорят другие, незаметно следить за людьми, распознавать правду и ложь в словах.

— В спецназе каком-нибудь служил, что ли?

— Сочжи.

— Ну?

— Ты знаешь, откуда я?

— Откуда?

Он неловко улыбнулся и