Сонук поднял свою рюмку, Мари наполнила ее и добавила: «Как в первый раз!» Хотя это было произнесено совершенно невзначай, у нее было чувство, будто она его о чем-то умоляет. Сонук многозначительно улыбнулся в ответ и повторил: «Как в первый раз!»

Они чокнулись. Сидевший рядом друг Сонука, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, тоже спешно поднял свою рюмку. Это был молодой человек в кепке «Фон Датч», надвинутой на лоб так низко, что Мари с трудом могла различить под козырьком его глаза. Имя его она забыла сразу, как только услышала. Сонук называл его Панда. Он объяснил, что это было его прозвище из-за постоянных темных кругов под глазами. Не расскажи ей Сонук заранее, что его друг сдал первый тур адвокатского экзамена, при взгляде на него она бы ни за что не подумала, что перед ней сидит блестящий студент юрфака.

Три рюмки с хаотичным звоном сошлись в воздухе и разошлись каждая к губам ооего хозяина. Безвкусная алкогольная жидкость в двадцать градусов, ни слишком крепкая, ни слишком слабая, смочила язык и скользнула в горло.

— Возвращаясь к тому, о чем мы говорили, — сказал Сонук, обращаясь к Панде. Его голос терялся в гуле игравшей в ресторане музыки. — Это все нигилизм.

Панда саркастично ухмыльнулся и ответил:

— Шы… шы… шы-то нигилизм?

Он сильно заикался.

— То, что туристы расхаживают в футболках с изображением Че Гевары, не делает его идеи бессмысленными. То есть я хочу сказать, что Че Гевара, который продается в сувенирных магазинах, — это просто товар, а революция есть революция. Что бы сейчас было с жителями Кубы, если бы не кубинская революция? Да то же, что и на Гаити: политическая нестабильность, государственные перевороты, постоянные беспорядки…

— А… а… ат… куда ты знаешь?

Мари, покручивая в руке пустую рюмку, вдруг подумала о том, можно ли стать выдающимся судьей, несмотря на заикание.

— А ты назови хоть одну страну в Латинской Америке, где это было бы не так.

— Чи… чи… Чили.

— Только не говори, что ты поддерживаешь диктатуру Пиночета, — резко ответил Сонук, всем своим видом показывая раздражение.

— Я… я… я имею в виду, что есть и страны со ста-та-табильной властью, пусть даже Пиночета или еще кого.

— Ты что, поддерживаешь страшные пытки, похищения, убийства и военные перевороты?

— Тогда что ты скажешь о массовых избиениях по указу Мао под предлогом «культурной революции»? Погибли миллионы людей по всему Китаю. Он не лучше Сталина, если не хуже, — дал ему отпор Панда, на этот раз ни разу не заикнувшись.

— То есть ты сейчас сравниваешь Пиночета с Мао?

— Эй, посмотрите, мясо сейчас все сгорит, — вмешалась Мари.

Двое перевели взгляд на жаровню. На раскаленной решетке дымились желтовато-коричневые кусочки маринованной свинины. Мари добавила:

— Если будете и дальше ругаться, я встану и уйду.

Сонук, метнув сердитый взгляд на Панду, повернулся к Мари и стал ее успокаивать:

— Извини. Но мы не ссоримся, у нас просто легкая политическая дискуссия.

Мари просунула указательный палец правой руки под гипс и почесала над запястьем. Как же у вас все легко и просто, однако! У вас могут быть разные политические взгляды, но ничто при этом не мешает вам заниматься сексом в одной постели.

— Правда? Ну все с вами ясно. Только пока вы тут дискутируете, все это мясо скоро превратится в угли. Может, лучше о чем-нибудь другом поговорим? Про вегетарианство, например. Почему бы нам не подумать о том, как ради мяса безжалостно эксплуатируют несчастную скотину?

За столом воцарилось молчание. Сонук придвинулся к Мари и полушепотом спросил:

— Что с тобой ни с того ни с сего? Ты обиделась, что болтаем только между собой?

— Да нет, с чего мне обижаться? — Мари замотала головой. У нее безумно чесалось левое запястье под гипсом. — Мне просто интересно, вот и спросила.

Сонук молча подал Панде знак о том, что им пора уходить. Тот взял сумку, готовясь встать из-за стола.

— Может, уже пойдем?

Мари окинула взглядом ресторан. В воздухе густым туманом повисла смесь дыма от жаровен с сигаретным дымом. Ее снова охватило неодолимое желание покурить. Если бы она могла выкурить сейчас одну, всего лишь одну сигарету, ей было бы немного легче пережить все это.

— Давайте посидим еще чуть-чуть.

Внутри было уже невозможно дышать, но ей все равно не хотелось уходить. Она понимала, что стоит им выйти отсюда, как эти двое с победоносным видом, словно самцы из каменного века, поведут ее в какой-нибудь темный мотель.

— Но мы же в принципе уже поели. Может, пойдем тогда еще куда-нибудь выпьем по кружке пива?

Сонук выключил вытяжку над жаровней и наспех доел остававшиеся на решетке несколько кусочков мяса. Горячий воздух, который дул Мари прямо в шею, резко сник, как будто кто-то прошел сзади и стянул с нее шарф. Она встала из-за стола и взяла со стула сумочку. Двое молодых людей пошли вслед за ней к выходу. Она остановилась у кассы и протянула кредитную карту. «С вас сорок пять тысяч вон», — сказал хозяин ресторана и с улыбкой протянул ей дезодорант для одежды. Мари передала его Сонуку, и он тщательно распылил его ей на всю спину. В нос ударил искусственный запах сирени. «Без этого от запаха мяса потом будет никуда…» — пробормотала она, словно оправдываясь перед кем-то. Хозяин вернул ей кредитку вместе с чеком. Она расписалась, сунула копию чека в кошелек и вышла на улицу.

— Спасибо за ужин! — вежливо сказал Панда.

Сонук с гордым видом, как будто это он расплатился за ужин, похлопал друга по спине, на что тот по-дружески легонько ткнул его в плечо. Мари они напоминали добродушных приятелей-шимпанзе.

39

Это были всего лишь макароны под томатным соусом, но Хенми накинулась на них с большим аппетитом. Ей с трудом верилось, что ее ровесник, четырнадцатилетний мальчишка, мог сам приготовить спагетти. Макароны были мягкими, но упругими и, как и полагается, чуть недоваренными, так что их было приятно жевать.

— Слушай, Чингук, где ты этому научился?

— От мамы. А что? Вкусно?

— Ага, обалдеть.

— Это несложно. Правда, было бы намного вкуснее, если бя в подливу еще что-нибудь, кроме помидоров, положил. Ешь пиццу тоже.

Рядом с тарелкой маринованных огурцов лежала огромная квадратная коробка «Пицца Хат».

— Я уже почти наелась.

Хенми взяла один треугольник пиццы. Зубы утонули в щедром слое тертого сыра. Прожевав пиццу, она запила ее ледяной колой. Тяжесть с души как рукой сняло. Всю дорогу по пути к дому Чингука она была не в духе