Вопросов было несколько десятков, но ответ последовал толькона один, заданный, очевидно, самым горластым журналистом:

— Собираетесь ли вы возбуждать уголовное дело по фактупохищения Захарием Бенедиктом Джулии Мэтисон?

— Это будет зависеть исключительно от мисс Мэтисон. От того,захочет ли она, чтобы подобное дело было возбуждено. Наша прокуратура не имеетк этому никакого отношения.

Стоя на пороге, Вилли Дженкинс с трудом оторвал взгляд отискаженного болью и страданием лица учительницы и повернулся к друзьям, которыене могли ни видеть, ни слышать происходящего на телеэкране.

— Это снова этот козел Бенедикт, — разъяренно прошептал он.— Его выпустили из тюрьмы, и теперь мисс Джулия плачет из-за него.

Подойдя к столу, Вилли собрал книжки и начал запихивать их впортфель.

— Нам лучше уйти. Мисс Мэтисон вряд ли захочет, чтобы мывидели, как она плачет. А судя по тому, что я видел, успокоится она еще оченьнескоро.

Тим и Джонни начали поспешно собираться, но внезапно Джонниотложил в сторону книжки и повернул к Вилли озабоченное веснушчатое личико.

— Скажи, а почему мисс Мэтисон плачет из-за того, что потелевизору показывают Бенедикта?

Закончив собираться, Вилли развернул коляску Тима к двери.

— Мама говорит, что он разбил ей сердце. Наверное, поэтому.Мама еще говорит, что об этом знает весь город.

— Он козел, — сказал Тим.

— Самый настоящий, — поддержал его Джонни, отъезжая от столаи направляясь на кухню, откуда на улицу вел специальный трап.

На тротуаре перед домом мальчики ненадолго задержались,глядя через незанавешенное окно на плачущую учительницу, которую тщетнопыталась успокоить мисс Кахилл. Джулия заметила их, усилием воли заставила себяулыбнуться и помахала рукой, как бы говоря, что они поступили совершенноправильно, решив уйти.

Расстроенные и сбитые с толку, мальчики направились вниз поулице.

— Я ненавижу Захария Бенедикта, — вдруг сказал Джонни.

— Я тоже, — поддержал его Тим.

— Ага, и я, — согласился Вилли, подталкивая велосипед. Итотчас же добавил со свойственным ему практицизмом:

— Джонни, мы с тобой завтра придем в школу пораньше ипредупредим всех, чтобы не валяли дурака и не расстраивали мисс Мэтисон.Никаких прогулов. Никаких плевательных трубочек на уроках. Тим, ты займешьсяфутбольной командой. Предупреди всех ребят, что мисс Мэтисон нельзяволноваться. Понятно?

— Но они же спросят: почему? — резонно заметил Тим, ловкообъезжая упавшую на дорогу ветку.

— Скажи, что Бенедикт разбил ей сердце и она плакала из-занего. В конце концов, это уже ни для кого не секрет, раз все взрослые об этомговорят.

— Мы рады вновь видеть вас у себя, мистер Бенедикт! —приветствовал его управляющий гостиницей Беверли-Хиллз. — Мы приготовили длявас самый лучший коттедж, и весь персонал в вашем полном распоряжении. МистерФаррел, — повернулся он к Мэтту, тоже заполняющему регистрационную карточку, —ваша секретарша сообщила нам, что вы остановитесь у нас только на сегодняшнююночь. Пожалуйста, дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.

За их спиной в фойе гостиницы толпились перешептывающиесялюди, и Заку не нужно было особенно прислушиваться, чтобы понять, что ониговорят о нем.

— Будьте добры, пришлите в мой коттедж большую бутылкушампанского, — сказал он, отдавая заполненную карточку подобострастномурегистратору. — А к восьми часам пришлите ужин на двоих. Если мне будеткто-нибудь звонить, скажите, что в вашей гостинице нет постояльца под такимименем.

— Хорошо, мистер Бенедикт.

Резко повернувшись, Зак едва не сбил с ног эффектнуюблондинку, рядом с которой стояла шикарная брюнетка. Девушки протягивали емусалфетки и ручки.

— Мистер Бенедикт, — заговорила блондинка, ослепительноулыбаясь, — можно взять у вас автограф?

Сухо улыбнувшись одними губами, Зак расписался на салфеткеблондинки. Когда же дошла очередь до брюнетки, он увидел в уголке ее салфеткиаккуратно написанный номер комнаты и в ту же секунду ощутил прохладноеприкосновение ключа к ладони.

Происшедшее не укрылось от Мэтта — слишком часто он былсвидетелем подобных сцен в их с Заком бурном прошлом.

— Насколько я понимаю, — констатировал он, когда Зак вернулбрюнетке ее салфетку и подошел к окну, — сегодня вечером я буду ужинать вгордом одиночестве?

В ответ Зак мельком взглянул на зажатый в руке ключ изашвырнул его в ближайшие кусты.

— Сейчас четыре, — сказал он, взглянув на часы. — Дай время,чтобы сделать несколько телефонных звонков, а после этого мы продолжимпраздновать мое освобождение.

Два часа спустя, когда Мэтт пришел в коттедж Зака, тот всееще говорил по телефону, предлагая огромную неустойку человеку, арендующему егодом в Пасифик Пэлисэйдс, при условии, что он освободит его немедленно. Зак ужепереоделся в рубашку и брюки, поспешно доставленные ему его старым портнымвсего несколько минут назад. Портной покинул коттедж Зака со слезами на глазах,унося в кармане заказ на несколько десятков новых костюмов, рубашек, брюк испортивных пиджаков. Местный дилер компании «Ролле — Ройс» радовался возвращениюЗака не меньше портного и пообещал доставить завтрашним утром к гостинице триновые машины.

— Надеюсь, — сказал Мэтт после того, как Зак закончилразговаривать по телефону, — что мне не придется на коленях умолять тебя напару дней лечь в больницу и пройти полное обследование? Моя жена считает, чтоэто нужно сделать обязательно.

— Она совершенно права, — сухо ответил Зак, направляясь кбару. — Тебе не придется умолять меня на коленях.

Взглянув на батарею бутылок, он удовлетворенно хмыкнул иповернулся к Мэтту.

— Шампанское или что-нибудь покрепче?

— Что-нибудь покрепче.

Бросив лед в два хрустальных бокала, Зак налил сверху скотчи протянул один из бокалов Мэтту. Впервые с того самого момента, как он покинултюрьму, Зак почувствовал, что напряжение начинает понемногу отпускать его.Наслаждаясь вновь обретенной свободой, он наблюдал за своим другом, понимая,что никакими словами не сможет выразить той бесконечной благодарности, которуюиспытывал по отношению к нему.

— Мэтт, — серьезно сказал он наконец, — ответь мне,пожалуйста, на один вопрос.