Борей поскакал через сад, очень живо отыскал яму, где сидел Вессель, и стал лаем звать людей.

Первым прибежал дворовый парень Федька с фонарем. Увидев, что в яме копошится и скулит что-то живое, а Борей уже дошел до предела собачьей злости, Федька оттащил пса за ошейник от края ямы и спросил, что за нечистая сила там угнездилась.

Вессель с перепугу ответил по-немецки, и Федька, языков не знавший, понял: там доподлинно засел черт. А кто бы еще? Лопочет неразбери-поймешь что, а вылезать из ямины, которая не так уж и глубока, не желает.

Федька побежал скликать дворовых.

Весселю повезло – старый мудрый Игнатьич, знавший, кроме французского, еще и немного немецкий, сам пришел во главе воинства, вооруженного лопатами и вилами, разбираться. Тогда только дворовые стали вызволять его из ямы.

В конце концов Вессель оказался в людской. Княгине было не до немцев, сидящих в ямах, и Игнатьич распорядился, накормив найденыша, запереть его в чулане…

Обычно княгиня носила платье модных цветов, сейчас потребовалось черное, траурное. Пришлось переворошить сундуки, чтобы найти подходящую материю, этим занималась Агафья, очень довольная тем, что может громогласно командовать горничными и дворовыми девками. Это был способ показать свою преданность хозяйке. Девки откопали платье, которое княгиня носила, когда помер князь, и это было замечательно – стало быть, придется всего лишь перешивать, а не кроить и шить заново. Усадив горничных за работу, Агафья поспешила с докладом к княгине.

Княгиня стояла на коленях перед образами, но не на полу, а на особой скамеечке, обитой бархатом. Она честно пыталась вычитывать по молитвослову все, что полагается в таких печальных случаях. Но молитва ей не давалась, горечи в душе не было. Была какая-то великая усталость – словно бы она тащила в гору тяжкий воз, и вдруг ее от этого воза освободили, но сил радоваться не было, вообще никаких сил больше не было.

Наконец она додумалась – велела позвать приживалок и приказала им поочередно читать Псалтырь над покойницей. Завершится – начинать сначала. И так – всю ночь. Дамы бунтовать не посмели…

Амалия, еще утром вернувшись в усадьбу, незаметно пробралась в дальний флигель. Видя, какой царит переполох, и поняв, что произошло, она решила, что княгине сейчас не до нее, и была права. Но она внимательно прислушивалась ко всем звукам.

Она ждала Весселя.

По ее соображениям, он должен был довольно скоро обнаружить камни в карманах. А вот потом его действия могли быть двоякими и полностью зависеть от Божьей воли. Так либо он вдруг встретит добрых людей, которые возьмут его с собой в Москву и покормят, а в Москве дадут способ заработать хоть на нищенское существование, либо он попытается найти бывшую невесту и вернуть деньги.

Время шло, Вессель не появлялся, и Амалия делалась все мрачнее.

Если бы она знала о его похождениях, то расцвела бы, как майская роза. Но она и предположить не могла, что дело кончится сломанными ребрами.

Наконец и она основательно проголодалась. Выйдя из флигеля, она окликнула девку Фимку. Та вытаращилась, как на явление домового среди бела дня. Хотя в пруду Амальиного тела не нашли, дворня почему-то была убеждена, что немка отправилась на тот свет.

Две копейки (из Весселева кошелька) убедили Фимку, что Амалия жива и здорова. Девка пробралась на поварню и принесла оттуда остывшую кашу в горшочке, сдобренную постным маслом, ломоть хлеба и кружку чуть тронутого молока. Амалию это устроило.

Чем темнее делалось небо на востоке, тем яснее становилось, что Вессель нашел способ отправиться в Москву, и все, что осталось Амалии, – золотой пятирублевик. Она потерпела очередное поражение.

Что было сделано не так?!

Когда Вессель бросил Амалию в первый раз, она смирилась, даже не попытавшись возразить: в самом деле, кому нужна жена-калека? Потом, оказавшись в доме княгини Чернецкой, она стала приглядываться к нравам высшего общества и увидела женщин, которые ради мужчин пускаются на хитрости и подлые поступки. Гром с неба не поразил ни одну из них!

До той поры Амелия вела такой же образ жизни, как цветок в горшке на подоконнике. Она рукодельничала, выполняла заказы, встречалась лишь с девицами своего круга, такими же невинными и наивными; выходя замуж, они отдалялись от незамужней подруги. Вессель утешал ее совместными прогулками в Летнем саду, на прощание целовал в щеку, и это было праздником. О том, почему он даже не пытается добиться чего-то иного, Амалия не задумывалась. Ей казалось, что ее девичий запрет на ласки обязывает и его хранить целомудрие. Только в княгинином доме она поняла, что можно ухаживать за девицей и, если кошелек позволяет, тайно бегать в сумерках к сводне.

Трудно сохранить душевную простоту, когда в доме – с три десятка дворни, и между этими людьми складываются причудливые отношения. При Амалии княгиня и Агафья говорили, не стесняясь, и порой княгиня снисходила до того, что объясняла какие-то хитросплетения по-немецки.

– Они все видят, что я о тебе забочусь, – говорила она Амалии. – Кому-то может прийти в голову начать за тобой ухлестывать в надежде на мою милость. Я буду рада, коли и для тебя, калеки, найдется жених, да только это должен быть хороший богобоязненный жених, а не искатель моих подачек!

К тому дню, как Амалия и Вессель встретились в саду, немка была, в сущности, готова. Она истребила в себе девичьи грезы – да и какие грезы, какая наивность, когда тебе за тридцать? И когда Вессель стал за ней ухаживать, она сообразила – это не раскаяние, это приказ бородатого господина.

Она, как всякая девица, хотела замуж. То, что ею пренебрегли, сидело в душе ядовитой занозой. И вот она увидела явственную возможность стать женой. За это стоило побороться! Отсутствие любви ее не смущало – живут люди и без любви, детей плодят, и всякая дура, отдающая свое тело без любви толстому и потному законному супругу, глядит свысока на умницу, супруга не имеющую.

Амалия вспоминала все события этого дня и понимала, что все было сделано правильно, что мысль о замене золота и табакерки камнями – верная; значит, вмешалось нечто необъяснимое, Вессель нашел на дороге сто рублей, проезжавшая мимо в карете красавица-аристократка влюбилась в него с первого взгляда, да мало ли что…

И Амалия вслух послала несостоявшегося жениха ко всем чертям.

Тут-то она и услышала сперва звериный вой, потом собачий лай. Естественно, эти звуки ее не утешили. И прошло немалое время, прежде чем она, выйдя из флигеля, по разговорам узнала, что дворовые вытащили из ямы человека, бормочущего по-немецки.

Амалия возблагодарила Господа – сработало! Не послала Весселю нечистая сила ни набитого кошелька, ни прекрасной аристократки! Он приполз клянчить деньги.

Вот теперь, пожалуй, стоило появиться и кое-что рассказать…

Когда Весселя, стонущего и кряхтящего, притащили в дом и уложили в чулане, он возблагодарил Господа и попросил есть. На поварне всегда имелись остатки ужина, и Весселю принесли такой же ячневой каши, что Фимка притащила Амалии, да и в том же самом горшочке. Он быстро съел кашу и попытался хоть задремать, но боль не позволяла.