Потом княгиня сама отправилась к чулану, где лежал Вессель.

– Ну, что, надумал жениться? – прямо спросила она.

Вессель думал о женитьбе всю ночь. И вот до чего он доразмышлялся. Когда бы Амалия осталась прежней, кроткой и покорной, то, пожалуй, можно с ней и под венец – во избежание худших бед. Но она стала ведьмой с горы Броккен! Чем такая жена, да еще калека, – так лучше сразу в петлю.

И, рассуждая далее, Вессель понял: доказательств его вины нет никаких, кроме свидетельства бешеной немки, а она – лицо, заинтересованное в браке, так что может и соврать. Иными словами – ее слово против его слова, а свидетелей ни с той, ни с иной стороны нет, разве что Бейер окажется столь глуп, что даст себя изловить. Но он ловок и хитер.

Поэтому Вессель и по-русски, и по-немецки сообщил, что жениться отказывается наотрез. Да, просил о помощи, да, жил с приятелями во флигеле. Но приятели малознакомые, сошлись с ним за карточной игрой, потом разошлись; может, шулера, может, промышляют мелким воровством. Мало ли что дуре померещилось? Чист, невинен, ни в чем не замешан! Главное – кричать об этом погромче.

Даже если Амалия приведет к охотничьему домику, там пусто.

Говорил Вессель убедительно, да вот беда – княгине понравилось упорство Амалии в достижении цели. Опять же – княгиня знала, что Амалия безупречно девственна. И это вызывало жалость у женщины, которая кроме своего законного болвана знала и других мужчин, красивых и пылких. Надо же было немке узнать, что это за утеха и забава.

Она вернулась к себе в спальню, где Агафья командовала наводившими порядок горничными.

– Маврушка, кликни Игнатьича, – велела она.

Когда старый лакей явился на зов, княгиня сидела в своем кабинетике и писала письмо.

– Вот, пошлешь человека в Остров, графу в собственные руки, – велела она. – Ночью не до эпистол было, хоть сейчас, с утра, поблагодарю, что Лизаньку ищет. И когда она найдется – надо бы графу подарок сделать. Знаю, ничем его не удивишь, да без подарка нехорошо.

– Бурка ощенилась, – сообщил Игнатьич.

– Разродилась-таки! Слава те Господи!

Старая сука, которую покойный князь купил еще щеночком, была хороших кровей, отменной репутации, и корзина породистых щенят – достойный подарок любителю охоты.

Игнатьич взял запечатанное розовым воском письмо и вышел. Княгиня задумчиво грызла перышко. Потом распорядилась позвать Амалию.

– Где эти злодеи тебя держали?

– В домике, ваше сиятельство, в лесном домике. Там же их лошади стояли, и карета, и еду они там готовили. А в карете они держали тряпичную куклу.

– При тебе в ту куклу стреляли?

– Нет, при мне – не стреляли, но говорили о том, как ей в голову стреляли.

– Уж не ту ли пальбу мы слышали? Я думала, графская охота… Агаша, Агаша! Пошли за Игнатьичем, верни его!

И княгиня взялась сочинять другое благодарственное послание. В нем она, кроме словесных реверансов, просила графа послать людей в старый охотничий домик, поскольку есть подозрение – там устроили притон лесные налетчики. У нее, у княгини, после смерти князя, поскольку сама она охотой не балуется, не стало молодых охотников, а те, что были, уже в годах. А графские егеря – молодцы, отменные стрелки, пусть бы поглядели да докопались, что там недавно была за пальба.

Получив это письмецо, Алехан усмехнулся – княгиня не знала, что он сам уже побывал в том домике. Нужно было успокоить старушку, и он сам, своей рукой, написал записочку: все-де хорошо, там точно жили, но более не появятся, налетчики разбежались. О мертвом Матюшке он докладывать не стал – это лишнее. Зато предупредил: если вдруг возле усадьбы появятся незнакомые подозрительные люди, быть настороже, поскольку в охотничьем домике обитали отменные мерзавцы.

Следующее послание княгини заставило его собраться в дорогу. Княгиня писала: точно, явился крайне подозрительный бродяга-немец, побитый и голодный, его приютили, и некая особа утверждает, что он как раз и жил в охотничьем домике; так что посоветует его сиятельство?

Вместо ответа в усадьбу явился сам Алехан и потребовал к себе Весселя.

Вессель перепугался до полусмерти, но страх женитьбы пока еще был сильнее. Он сознался в том, что подружился с сомнительными людьми, шатался с ними по окрестностям, спал где придется, но ни в чем более не повинен, ничего не видел, ничего не знает.

Амалия, которую тоже призвали, испугалась, что жениха, пожалуй, и впрямь повезут в столицу к Шешковскому, а оттуда три пути: в каземат, на кладбище и в Сибирь, но уж никак не под венец. Поэтому она принялась выгораживать Весселя.

– А ведь я тебя, голубушка, знаю! – сердито сказал граф. – Мы-то головы ломали, что за одноногий страдалец в лесу завелся! А это твои следы – нога и костыль! Тебя в первую голову нужно допрашивать!

Тут Амалия не на шутку испугалась и выгораживать жениха перестала – самой бы из беды выпутаться!

Алехан и злился, и радовался – кажись, скоро раскроется тайна, связанная со Сметанным и с пропавшими конюхами. А если удастся изловить негодника Ерошку, то граф даже не станет призывать полицию – прикажет запороть до смерти, и вся недолга.

Кончился графский визит тем, что Весселя с Амалией посадили в телегу и повезли в Остров. Их сопровождали лакей его сиятельства Порфирий и егерь Алешка. Алехан видывал людей с поломанными костями, но попадались также и притворы. Он не мог бы поручиться, что немец с немкой не спрыгнут с телеги и не удерут. В памяти остались следы ноги и палки – калека научилась передвигаться большими прыжками и, надо думать, довольно шустро.

Княгиня, несколько озадаченная напором графа Орлова, уступила ему Амалию и распорядилась закладывать лошадь в телегу, хотя и не понимала, что такое задумал Алехан.

Но, расставшись с графом, она опомнилась и забеспокоилась. Менее всего ей хотелось, чтобы выплыла на свет Божий история с несостоявшейся конской свадьбой…

А граф Орлов решил позвать на помощь Сметанного.

Красавец жеребец после своего странного приключения полностью оклемался, хорошо проедал корм, ни на что не жаловался, мирно пасся на лучшем лугу. Казалось, он забыл тот страшный вечер. Но Алехан знал лошадей (он много чего знал и понимал, и потому было вдвойне обидно, что в расцвете сил пришлось уйти в отставку) – лошади злопамятны, очень долго помнят обиду и отомстить могут даже несколько лет спустя. Почему они таковы – одному Богу ведомо.

Прискакав в Остров, граф первым делом отправился в конюшни.

– Как Сметанный? – спросил он Степана.

Степан, получивший в подручные двух молодых конюхов, как раз имел важное совещание с плотником и с шорником. Речь шла об арчаке, основе для седла, предназначенного Сметанному. Хотя жеребца готовили для рысистых бегов и запряжки в дрожки и в легкие саночки, но он и под седлом должен был хорошо идти, а его длинная спина, по мнению Степана, требовала особого деликатного подхода.