– Вижу, ты тоже в восторге, – продолжал прожектер, – даже дар речи потеряла. Ну, я побежал…

– Куда? – пискнула я.

– Поищу в Интернете, где можно приобрести паглей, – ответил «бизнесмен», направляясь к лестнице. – Надо срочно купить дюжину собак, пусть Мафи их обучит.

Вот теперь я на самом деле лишилась дара речи. Двенадцать бешено-активных псов в моем доме? Ну уж нет! Пусть Зоя Игнатьевна смертельно обидится на меня, но я сегодня честно скажу ей, что думаю о «гениальной» идее Гарика.

На судебное заседание по делу Татьяны Федоровой я пошла один раз и очень пожалела о том, что это сделала. В крохотном душном зале сидело много народа, но никого из присутствующих, кроме Алевтины Валерьевны, я не знала. Похоже, все эти люди были праздными зеваками, из тех, что любят поглазеть на чужую беду. К Гарибальди я подходить не стала, но место мне досталось как раз напротив нее – стулья для зрителей были расставлены вдоль стен. Алевтина Валерьевна не заметила меня, она не отрываясь смотрела на племянницу, а та старательно косилась в сторону.

Наконец судья объявила перерыв, все кинулись к выходу, началась давка. Я встала в конец очереди, которая медленно проползала мимо клетки, в которой сидела Татьяна. Толпа, затормозившая у узкой двери, как-то быстро рассосалась, все вышли в коридор. Я заторопилась, споткнулась, уронила сумку, та открылась, всякая ерунда рассыпалась по полу. Пришлось сесть на корточки и собирать добро.

– Тетя Аля! – крикнула Таня.

– Сиди тихо, – вяло приказал ей охранник.

– Пожалуйста, остановите ее, – попросила Федорова.

– Замолчи, ща конвой придет и уведет, – буркнул парень в форме.

– Пожалуйста, мне надо тете сказать два слова! – взмолилась Татьяна.

– Не положено, – отрезал служивый. Потом чуть мягче добавил: – Не шуми, хуже будет.

– Она ушла, – зарыдала Федорова. – Появилась здесь всего один раз, бросила меня одну, а обещала… Сказала: «Я пожилой человек, сразу в тюрьме умру, мне нельзя за решетку. Помоги, Танюша, вспомни, что я для тебя сделала, возьми все на себя, я найму лучшего адвоката… Заверь следователя, что я ничего не знала… что это твоя идея была, не моя… ты мстила, не я, а мне ничего не говорила…» Я ей поверила, пожалела, она же мне как мать…

Забыв про разбросанные мелочи, я с разинутым ртом слушала подсудимую.

– Заткнись! – рявкнул охранник. – Где этот чертов конвой?

Татьяна схватилась за железные прутья, начала их трясти и кричать:

– Не виновата я, не моя идея! Выпустите, расскажу всю правду. Все Алевтина придумала! И даже опытного защитника мне не взяла! За что она так со мной?

– Замолчи! – заорал охранник. И тут в зал заседаний вошли три конвоира.

Я выскочила в коридор, села на подоконник, подождала, пока конвой уведет бьющуюся в истерике Федорову, и заглянула в зал.

– Перерыв, – устало сказал охранник, сидевший на стуле, – сейчас сюда нельзя.

– Видите, сумочка валяется? – пробормотала я. – Это моя, я уронила, когда выходила. Можно подобрать?

– Ладно, – согласился полицейский.

Я быстро собрала мелочи и осторожно спросила:

– Федорова сейчас тут кричала…

– Она вам кто? – перебил охранник.

– Соседка, – соврала я.

Секьюрити встал.

– Все преступники говорят, что не виноваты. Раз дело до суда дошло, значит, ваша знакомая виновна. Не жалейте ее, лучше подумайте о тех, кого она убила. Сумку взяли? Уходите.

Я вышла в центральный холл и села на скамейку.

Значит, это Гарибальди мстила за Оксану. Она все знала, сама давала племяннице таблетки, рассказала ей про чабрец и другие травы. А потом испугалась наказания и убедила Федорову взять вину на себя. Оксана была для нее практически дочерью, она воспитывала девочку с малолетства, а о Тане стала заботиться, когда та уже училась в институте. Да, Алевтина Валерьевна прекрасно относилась к Федоровой, но собственная свобода оказалась сильнее добрых чувств. И что теперь делать? Никто процесс не остановит, пересмотра дела не затеет. Одна убийца попадет на зону, а вторая, более хитрая, жестокая и не совсем нормальная, останется на воле. Как мне поступить?

Время шло, стрелки часов, висящих на стене, шли по кругу, а я все никак не могла встать, ноги не слушались. Потом сами собой закрылись глаза, мне стало тепло, на плечи будто легло мягкое одеяло…

– Вам плохо? – прогремел над головой чей-то голос.

Я с трудом подняла веки. В холле было пусто, около меня стояла женщина в форме.

– Вам плохо? – повторила она. – Вызвать врача?

– Нет, – пробормотала я. – Который час?

Она глянула на часы.

– Шесть. Суд закрылся. Уходите.

Я опешила. Надо же, заснула на скамейке, рядом лежит забытый кем-то номер «Желтухи» с большим заголовком «Приват-танец мисс Марпл. Интервью владельца крупнейшего детективного агентства».

– Валентина! – закрякала рация на поясе у охранницы. – Труп увезли, документы у Никитина. Если кто будет про эту Гарибальди спрашивать, отправляй его к Владимиру Михайловичу. Усекла?

– Принято, – ответила тетка.

Я схватила ее за руку.

– Гарибальди умерла?

– Родственница, что ли, твоя? – напряглась собеседница.

– Нет, мы живем по соседству, – пробормотала я. – Пожалуйста, скажите, что с ней?

– Ступай в двадцать девятую комнату… – начала тетка.

Я выхватила из сумочки кошелек, выгребла оттуда всю наличку и сунула в руки охранницы. Та подобрела.

– Ладно, скажу. Умерла твоя соседка, сердечный приступ у нее случился, нашли ее в коридоре у туалета. Хорошо, паспорт при ней был.

– Спасибо, – прошептала я и, еле передвигая ноги, выползла на улицу.

Вот и конец всей истории. Надо ехать домой. А что я держу в руке? Господи, зачем-то схватила «Желтуху»! Глаза снова наткнулись на название статьи «Приват-танец мисс Марпл». Стало холодно. Может, это я та самая мисс Марпл, которая решила по глупости исполнить приват-танец? Пришла к Алевтине, радостно согласилась исполнить роль пальмы, и вот что получилось… Следует ли мне жалеть о том, что я задумала разобраться в запутанной истории?..

Я медленно шла вдоль тротуара к припаркованной машине. Услышала бодрую мелодию своего мобильного, вытащила трубку и сказала:

– Алло.

– Никак не успокоишься? – взвизгнул противный дискант. – Не суй свой нос куда не просят! Оторвут!

– Что вам от меня надо? Перестаньте мне названивать, – устало сказала я.

– Ах ты дрянь! – завопила незнакомка. Но я уже не слышала ее, потому что увидела… Полину.