Поцелуй был совсем лёгкий, едва ощутимый на губах. Я поняла, что он сейчас отодвинется, потянулась к нему всем телом, даже на цыпочки встала. Хотела коснуться его, но подняла руки и тут же их опустила. Не хватило храбрости. А он отстранился от моего лица, снова посмотрел, глаза в глаза.

— Вот что могло бы получиться, — он отодвинулся совсем, навсегда, как тогда думала я. — Счастливого пути.

И ушёл. Я смотрела в его спину и боролась с желанием бросить чертов чемодан и бежать за ним. Но тогда я чётко понимала, что один поцелуй ничего не значит. Надо просто вспомнить это сейчас, уяснить, вбить себе в голову. Аксиома.

Я вернулась в будущее, которое было нисколько не слаще прошлого, открыла глаза. Мы уже подъезжали к мосту, вот пересечем реку, и, считай, город остался сзади. На мосту был затор, машины передвигались только по двум полосам, виднелась спецтехника и рабочие в оранжевых жилетах. Мне почему-то вспомнилась Анька, понуро сидящая в кафе, жалеющая о том, что не смогла выскочить замуж за Руслана, повесить на него своего ребенка, нисколько не терзаясь угрызениями совести. И представилось, каково было бы Руслану, если бы обман вскрылся, каково было бы мне знать, что он счастлив, что у него ребёнок. Мой ребёнок, растущий в моём животе, Руслана, он больше ничей.

— Ты думаешь, это честно? — растерянно спросила я.

— По отношению к кому?

— Ко мне. К тебе. И Руслан…он же имеет права знать, что у него ребёнок есть, у него ведь ни одного якоря в этой жизни, кроме собаки, ты понимаешь?

— На твоём месте о его благополучии я бы не переживал, — намекнул мне Антон про инцидент на свадьбе. — Взрослый мужик, чай от тоски не зачахнет.

Я попыталась успокоиться. Расслабиться. Мы уже въехали на мост и теперь ползли в час по чайной ложке. В прошлый раз я убегала куда быстрее. Дыши. Просто дыши глубже. Мне не привыкать совершать ошибки. Главное, самой себе потом доказать, что я права, и чтобы остальные не догадались, насколько хреново внутри.

— Смотри, Коля! — вдруг закричала я, сама от себя не ожидая.

— Где? — удивился Антон.

— Да вот же, — ткнула я пальцем в стоящего впереди на обочине знакомого мне алкоголика. На его груди красовалась большая картонная табличка. — Горбатого могила исправит, — прочитала вслух я. Так себе знамение, я даже обиделась.

Меня переполняли эмоции. Захлестывали, грозя перелиться через край. Ими хотелось поделиться, пока не разорвало. И именно с Мышью, ни с кем другим. Не хотелось звонить Серёге, маме, хотелось звонить Светке. Вот только трубку она не брала. Я сопротивлялся сам себе долго. Очень долго. Минут сорок. Все то время, пока Бублик обнюхивал кусты на пустыре. А потом сдался.

— Жди меня дома, — сказал я псу и отвел его в квартиру.

Он понуро согласился. Я умылся ледяной водой, надеясь, что она приведёт меня в чувство. Не помогло. Да и бог с ним. Завёл машину, тронулся, стараясь не гнать. Припарковался во дворе, едва не снеся клумбу, удостоился гневного взгляда местной общественности. Взбежал по лестнице, даже не обращая внимания на ноющее колено. Позвонил в дверь. Открыла Татьяна Сергеевна.

— Здрасте, — поздоровался я и улыбнулся. То, что дамы неравнодушны к моей улыбке, я уяснил ещё в восемь лет и с тех пор бессовестно этим пользовался. — А Мышь… Света дома?

— Нет, — удивилась она.

— А где?

— Уехала… с мужем уехала.

Я буквально услышал звон, с которым рушились мои стеклянные замки, хороня меня под собой. И моя радость, которую я нес сюда, вдруг съежилась, сдулась, стала такой незначительной.

— Сбежала. Опять сбежала, — констатировал факт я.

— Да, — согласилась Татьяна Сергеевна.

Я сполз по дверному косяку на пол. Уткнулся в лицом в колени. И такая растерянность, что делать — неизвестно. И это пугает, бесит даже.

— Руслан, — сказала вдруг Татьяна Сергеевна и погладила меня по затылку, так, как порывалась делать в детстве до тех пор, пока я не заявил, что такого рода ласки от разлучницы мне принимать неприятно. — Она только полчаса как уехала. Ты догонишь.

И я подумал — догоню. А потом сверну шею. А уж со свернутой шеей больно не побегаешь. Сбежал по ступеням, забыв попрощаться, завёл мотор и дёрнулся вперёд, таки снеся клумбу. Часть цветов перемялась, белые лепестки испачкались, перемешались с зеленью и землёй. Я открыл окно, посмотрел на огорченных бабулек.

— Я вернусь и все исправлю, даже цветы посажу, — обещал я, веря, что на самом деле это сделаю. Лишь бы Мышь отловить, не дать уехать в очередной раз.

Я гнал на такой скорости, на какой не ездил уже давно, даже когда втайне мечтал разбиться на мотоцикле. За городом сегодня было почти пусто, ехал я быстро, боялся только, что муженек её увозит на такой же скорости и у меня не получится догнать.

Увидел её недалеко от моста. Она шла по дороге с пустыми руками, уставившись в землю обочины под ногами, пинала порой камешки. Только рюкзачок маленький за плечами и вселенское уныние на лице. Я почувствовал такое облегчение, что решил не сворачивать пока ей шею. Успеется, в конце концов, дело не хитрое. Посигналил, остановился, открыл дверь приглашающе.

Мышка глянула на меня не менее хмуро, чем до этого на асфальт. Села, дверью хлопнула.

— Горбатый это мост, — заявила она, приведя меня в замешательство. — Долбанный мост.

И откинулась на сиденье, закрыв глаза. Потом открыла, посмотрела на меня недоуменно.

— Ну мы поедем домой или нет?

Я развернулся через двойную сплошную под дружный рев клаксонов и повез Мышь домой. Она сама снова глаза закрыла, может, даже уснула. Я молчал, боясь, что если открою рот, то начну кричать и окончательно все испорчу.

Мышь сказала домой, но не сказала куда. По умолчанию я привёз её к своему дому.

— Приехали, — сказал я.

— К тебе? — удивилась она. — А где девица?

Я понял, что снова закипаю, что снова близок к тому, чтобы свернуть её тонкую белую шею. Но одновременно озарило — видела девушку, значит, приходила ко мне, точно приходила!

В квартиру мы поднялись в молчании. Бублик помахал хвостом и спрятался на кухне под столом, словно чувствуя всю тяжесть невысказанных друг другу слов. Меня кидало из огня в полымя, я то радовался, что она рядом, то вспоминал, что она все же хотела уехать, и злился.

— Выпьешь? — как можно более миролюбиво спросил я.

— Неа, — меланхолично отозвалась она.

Прошла в гостиную, села на диван, ладони на коленях сложила. Я сел рядом, чувствуя себя все более глупо.

— И что, — не выдержал я, — так и осталась бы с ним?

— Блин, как видишь, я тут сижу! — разозлилась Мышь.