Именно здесь, в подземельях Белой Башни, послушницы проходили последнюю проверку, перед тем как их возводили в ранг принятых. Или же выдворяли из Башни, если они не справлялись. Здесь, внизу, принятые, пройдя заключительное испытание, давали Три Клятвы. Но никто, как вдруг сообразила Эгвейн, не рассказывал ей, что случалось с теми принятыми, которых постигала неудача. Где-то здесь, внизу, находилась кладовая, где держали те немногие ангриалы и са’ангриалы, которыми владела Башня, и помещения, где хранились тер’ангриалы. Именно на эти хранилища и совершили свой набег Черные Айя. А вдруг в одном из тех темных боковых коридоров засели в засаде несколько Черных Айя, вдруг Шириам ведет их не к Мэту, а…

Айз Седай внезапно остановилась, и Эгвейн вскрикнула, затем покраснела под удивленными взглядами остальных.

– Я думала о Черных Айя, – слабым голосом промолвила она.

– Не думай о них, – сказала Шириам, и в кои-то веки ее голос прозвучал, как у прежней Шириам: пусть и строго, но с добротой. – В ближайшие годы вам не стоит тревожиться в отношении Черной Айя. У вас есть то, чего нет у прочих из нас: время, прежде чем вам придется иметь с нею дело. Еще много-много времени. Когда мы войдем, встаньте у стены и храните молчание. Вам сделали поблажку, разрешив прийти сюда. Вам позволено присутствовать, но вовсе не отвлекать или мешать. – И она отворила дверь, обитую серым металлом, который был так замысловато отделан, что выглядел точь-в-точь как камень.

Девушки очутились в просторном квадратном помещении с голыми стенами из бледного камня. Никакой обстановки тут и в помине не было, лишь по центру располагался длинный каменный стол, покрытый белой тканью. На столе лежал Мэт, полностью одетый, с него только сняли куртку и сапоги; глаза юноши были закрыты, а при виде его изможденного лица у Эгвейн слезы навернулись на глаза – так ей захотелось расплакаться. Мэт дышал тяжело, с хриплым присвистом. Кинжал из Шадар Логота висел в ножнах у него на поясе, и казалось, будто рубин, венчающий рукоять, вбирает в себя свет, ибо камень сверкал, подобно злобному красному глазу, едва не затмевая сияние дюжины ламп, усиленное вдобавок бледными стенами и белой плиткой пола.

Амерлин стояла у головы Мэта, а Лиане – в ногах. Вдоль одной стороны стола расположились четыре Айз Седай, еще три – с другой. К этим троим присоединилась Шириам. Верин была среди них. Эгвейн узнала Серафелле, еще одну Коричневую сестру, Аланну Мосвани из Зеленой Айя и Анайю из Голубой, к которой принадлежала и Морейн.

И Аланна, и Анайя занимались с Эгвейн, учили ее, как открывать себя Истинному Источнику, как, поддаваясь саидар, получить над нею контроль. С того дня, как Эгвейн впервые оказалась в Белой Башне, и до самого исчезновения девушки Анайя, должно быть, с полсотни раз проверяла, не является ли девушка сновидицей. Испытания не давали однозначного ответа, обладает ли Эгвейн этим даром, но добродушная Анайя с той же теплой улыбкой, что единственная придавала красоты ее заурядной внешности, с неотвратимостью катящегося с холма валуна все продолжала и продолжала призывать новую послушницу для новых проверок.

Остальные были Эгвейн незнакомы, не считая женщины с холодными глазами, которая, как она решила, принадлежала к Белой Айя. Амерлин и хранительница летописей надели, разумеется, свои палантины, но никто из прочих не выделялся ничем, что говорило бы об их звании Айз Седай, за исключением колец с Великим Змеем и лиц, лишенных признаков возраста. Ни одна из присутствовавших в комнате женщин ничем не отметила появления Эгвейн и двух ее подруг, девушек разве что окинули беглым взглядом.

Несмотря на внешнее спокойствие собравшихся вокруг стола женщин, Эгвейн показалось, что она заметила в них слабые признаки неуверенности. Жесткие складки у рта Анайи. Слегка сдвинутые брови на красивом смуглом лице Аланны. Женщина с холодным взглядом то и дело оправляла на бедрах бледно-голубое платье, не осознавая, по-видимому, что делает.

Незнакомая Эгвейн Айз Седай поставила на стол длинный и узкий ящичек из отполированного дерева, с виду невзрачный, и открыла его. В шкатулке, обитой внутри красной шелковой подкладкой, в специальном углублении, лежал белый рифленый жезл длиною с предплечье, который Амерлин и достала. На вид жезл был будто бы из рога или из ценной поделочной кости, но на самом деле не из того и не из другого. Никто из ныне живущих не знал, из чего он сделан.

До сего момента Эгвейн никогда не видела жезла, однако узнала его благодаря лекции, прочитанной послушницам Анайей. Один из немногих са’ангриалов, которыми владела Башня, и, вероятно, наиболее мощный среди них. Разумеется, сами по себе са’ангриалы не обладали силой – они просто являлись приспособлениями для сосредоточения и усиления того, что Айз Седай способны направить, – однако с помощью этого жезла сильная Айз Седай, наверное, смогла бы обрушить стены Тар Валона.

Эгвейн одной рукой сжала ладонь Найнив, а другой – Илэйн.

«Свет! Они не уверены, что сумеют Исцелить его даже с са’ангриалом – с таким са’ангриалом! И как бы это могло получиться у нас? Да мы бы, скорей всего, убили бы и его, и себя заодно. О Свет!»

– Я буду объединять потоки, – сказала Амерлин. – Будьте осторожны. Для того чтобы разорвать узы, связывающие его с кинжалом, и Исцелить нанесенный вред, потребуется Сила, весьма близкая к той, которой его можно убить. Я буду ее сводить воедино. Действуйте.

Амерлин, держа жезл обеими руками, вытянула их прямо перед собой, над лицом Мэта. Тот, по-прежнему без сознания, дернул головой, крепче сжал рукоять кинжала и невнятно забормотал, будто не принимая чего-то.

Вокруг каждой Айз Седай появилось свечение, то мягкое и белое сияние, какое могла видеть лишь женщина, способная направлять Силу. Исходящие от Айз Седай светящиеся ореолы начали медленно расширяться, пока они не соединились один с другим, а потом не слились вместе, превратившись в единое сияние – сияние, по сравнению с которым свет ламп показался Эгвейн ничтожным. Но внутри этого сияния пылал еще более сильный свет. Слепящий стержень огня – огня, имевшего цвет выбеленной кости. Са’ангриал.

Эгвейн боролась с нестерпимым желанием открыть себя саидар и добавить свой поток к остальным. Искушение было настолько сильно, что она едва могла устоять на ногах. Илэйн крепко стиснула ее ладонь. Найнив сделала шаг к столу, но тут же остановилась, сердито тряхнув головой.

«О Свет, – подумала Эгвейн, – я могла бы сделать это».

Но она не знала, что именно могла бы сделать.

«Свет, какая это сила! Как это… чудесно!»

Она чувствовала, как подрагивает рука Илэйн.

Мэт, лежащий на столе в центре свечения, забился, дергаясь то туда, то сюда и невнятно бормоча. Но своей хватки на кинжале он не ослабил, и глаза его оставались закрыты. Медленно, мучительно медленно он начал выгибать спину, до дрожи напрягая мышцы. Он продолжал упираться и биться и наконец изогнулся так, что опирался на стол лишь плечами и пятками. Пальцы на кинжале разжались, рука, дрожа, сползла с рукояти; ее через силу оттащило от кинжала, несмотря на все сопротивление. Губы Мэта оттянулись, обнажая зубы в оскале рычания, в гримасе боли, и дыхание его вырывалось натужными хрипами.