На столе, прямо перед ним, стоял большой, накрытый салфеткой поднос. Мэт унюхал аппетитные запахи съестного и сдернул салфетку с подноса, на котором обнаружились два больших серебряных кувшина и несколько блюд тончайшего зеленого фарфора. Ему доводилось слышать, что за подобные изделия Морской народ требует платы серебром, по весу равной с фарфором. Юноша ожидал увидеть крепкий говяжий бульон или печенку – кушанья, какими потчуют немощных. Вместо этого на одном блюде высилась изрядная горка ломтей жареной говядины, сдобренных коричневой горчицей и хреном. На других тарелках были разложены жареный картофель, сладкая фасоль с луком, капуста и масляный горох. Рядом – соленья и кусок желтого сыра, нарезанный толстыми ломтями хлеб с хрустящей румяной корочкой и блюдце сливочного масла. Один из кувшинов, на чьих боках еще оставались мельчайшие капельки осевшей влаги, был наполнен молоком, а от другого исходил аромат, очень напоминавший приправленное пряностями вино. Всего этого хватило бы на четверых. Рот у Мэта наполнился слюной, а в желудке у него заурчало.

«Сначала выясню, где же я нахожусь», – подумал Мэт, однако сперва он свернул в трубочку ломтик говядины, обмакнул его в горчицу и только потом оттолкнулся от стола и направился к трем высоким узким окнам.

Деревянные ставни с прорезными узорами прикрывали окна, но сквозь прорези в створках юноша увидел, что снаружи стоит ночь. Во тьме пятнышками светились другие окна. На мгновение Мэт в расстройстве тяжело привалился к белокаменному подоконнику, но потом, взяв себя в руки, начал думать.

Как говаривал отец Мэта, стоит пораскинуть мозгами – и самую худшую напасть можно повернуть к своей выгоде, а Абелл Коутон, вне всяких сомнений, был лучшим торговцем лошадьми во всем Двуречье. Когда кому-то порой представлялось, будто ему удалось провести отца Мэта, то все всегда оборачивалось так, что он-то и садился в лужу. Нет-нет, Абелл Коутон ничего бесчестного не совершал, но надуть его не доводилось даже народцу из Таренского Перевоза, а ведь всякому известно: эти на ходу подметки срежут. А все потому, что Абелл Коутон всякое дело старался обдумывать со всех сторон, какие у того были.

Тар Валон. Должно быть, это Тар Валон. Эта комната явно из числа дворцовых покоев. Лишь один разукрашенный цветочным узором доманийский ковер стоит столько же, сколько целая ферма. Более того, Мэт больше не чувствовал себя больным, а судя по тому, что ему говорили, Тар Валон единственный оставлял ему шанс на выздоровление. По своим ощущениям по-настоящему больным он не чувствовал себя никогда, даже тогда, когда Верин – еще одно имя, выплывшее из тумана, – сказала кому-то рядом с ней, что он умирает. Сейчас Мэт чувствовал себя слабым, как ребенок, и голодным, словно отощавший от бескормицы волк, но почему-то он был уверен, что Исцеление свершилось.

«Вот чувствую – я цел и невредим, и все тут. Я – Исцелен».

Мэт скорчил ставням гримасу.

Исцелен. Это означало, что они использовали на нем Единую Силу. От осознания этого у Мэта мурашки побежали по коже, но ведь он знал, что иначе не будет.

– Уж лучше так, чем смерть, – сказал он себе. В памяти всплыли кое-какие из слышанных им историй об Айз Седай. – Все равно это лучше, чем смерть. Даже Найнив думала, что я умру. Как бы то ни было, а дело сделано, и слезами горю не поможешь.

Тут Мэт сообразил, что успел прикончить кусок говядины и теперь облизывает с пальцев сок.

Пошатываясь, он направился обратно к столу. Под столом оказалась табуретка. Он вытянул ее из-под стола и уселся. Не утруждая себя поисками ножа или вилки, Мэт свернул трубочкой еще один ломтик говядины. Как бы обернуть пребывание в Тар Валоне («В Белой Башне. Судя по всему, я именно там») себе на пользу?

Тар Валон – значит Айз Седай. Совсем не та причина, чтобы задерживаться здесь хоть на час дольше. Как раз наоборот. Воспоминаний о времени, проведенном им с Морейн, а позже с Верин, сохранилось не так много, чтобы по ним о чем-то судить. Мэт не припоминал, чтобы хоть одна из них творила нечто и вправду ужасное, но, вообще-то говоря, ему много чего не удавалось вспомнить из того времени. В любом случае, что бы Айз Седай ни делали, у них на то имелись свои собственные причины.

– И это далеко не всегда те причины, о которых думаешь ты, – прочавкал с набитым картошкой ртом Мэт, потом проглотил ее. – Айз Седай никогда не лгут, но правда, которую говорит тебе Айз Седай, не всегда то, что считаешь правдой ты. Вот это самое я всегда должен помнить: с ними ни в чем нельзя быть уверенным, даже если думаешь, будто ты все понял.

Обнадеживающим подобное умозаключение Мэт назвать не мог. И он набил рот масляным горохом.

Размышления об Айз Седай заставили Мэта припомнить побольше из того, что он о них знал. Итак, семь Айя: Голубая, Красная, Коричневая, Зеленая, Желтая, Белая и Серая. Хуже всех Красная. «Если не считать Черную Айя, которой, как все они твердят, не существует». Однако для Мэта Красные Айя не должны представлять угрозы. Их интересовали лишь те мужчины, которые способны направлять Силу.

«Ранд. Чтоб мне сгореть, как же я мог о нем забыть? Где он сейчас? Все ли с ним в порядке? – Мэт опечаленно вздохнул и размазал масло по куску еще теплого хлеба. – Хотелось бы мне знать, не сошел ли он уже с ума».

Даже знай он ответ, Мэт ничем не мог помочь Ранду. И не был уверен, что стал бы, если б мог. Ранд мог направлять Силу, а Мэт с детских лет наслушался рассказов о том, какие они страшные, эти люди, способные направлять Силу. Взрослых эти истории тоже пугали, поскольку порой они были чистой правдой. Обнаружить, что Ранд на такое способен, – ничем не лучше, чем узнать, что лучший твой друг мучает мелких зверушек и убивает младенцев. Когда ты наконец заставишь себя в этакое поверить, то потом слишком сложно называть подобного человека другом.

– О себе нужно побеспокоиться, – сердито заявил Мэт. Он перевернул вверх дном кувшин с вином над серебряным кубком и подивился, что тот уже опустел. Тогда он наполнил кубок молоком. – Эгвейн и Найнив хотят стать Айз Седай. – Мэт совершенно этого не помнил, пока не произнес эти слова вслух. – Ранд отирается подле Морейн и зовет себя Возрожденным Драконом. Свет его знает, что там с Перрином. С тех пор как глаза у него стали такими чудны́ми, он ведет себя как сумасшедший. Мне нужно подумать о себе.

«Чтоб я сгорел, о ком еще мне думать?! Из нас я последний, кто еще остался в здравом уме. Только я и остался».

Тар Валон. Что ж, ладно, Тар Валон слыл богатейшим городом мира, он являлся центром торговли между Пограничными землями и югом, центром власти Айз Седай. Мэт не рассчитывал, что сумеет вовлечь Айз Седай в игру. А если сумеет, вряд ли станет полагаться на бросок костей или расклад карт. Но в городе обязательно найдутся купцы и другие обыватели, чьи карманы полны серебра и золота. Да и сам город стоит того, чтобы провести в нем несколько дней. Юноша осознавал, насколько далеко увели его странствия с той поры, как он оставил родное Двуречье, однако, не считая смутных воспоминаний о Кэймлине и Кайриэне, ни о каком из больших городов Мэт ничего не мог припомнить. А ему всегда хотелось посмотреть на большой город.