— Поэтому я ношу кроксы, — сказала Наська.

Куколка сидела у лестницы, почти неразличимая в полумраке.

— Караулишь? — спросил я.

— Ага. Взрослые спят. А новенькие… — Наська махнула рукой. — В игрушки играют. Радуются, что ничего не болит. И что можно вообще не спать.

— Вообще?

— Немножко всё-таки надо. Но нечасто. Особенно первый месяц после мутагена.

Я подошёл, сел рядом. Кроссовки и носки положил в сторону, пусть сохнут.

— Что у тебя в сумке?

— Сейчас посмотрим, — уклончиво сказал я. Сумка была ужасная, из вонючей клетчатой сине-белой клеёнки, с торчащими во все стороны нитями и косо вшитой молнией. Продавцы любят такие шутки, однажды я попросил банку чёрной икры и получил трёхлитровую стеклянную, закрытую пластиковой крышкой.

С трудом расстегнув заедающую молнию, я достал картонную коробку, лежавшую на самом верху. Распаковал под любопытным взглядом куколки.

— Вау… — сказала Наська восхищённо.

Это была шкатулка. Аляповато-яркая, пластиковая, усыпанная стразами. Я открыл — внутри оказалась куча отделений, ящичков, штырьков, зажимов. Для украшений, что ли?

Изнутри на крышке было зеркальце.

А ещё из центра шкатулки, едва я её открыл, выдвинулась маленькая фигурка балерины и принялась вращаться под позвякивающую мелодию.

Я оторопело смотрел на эту крикливую пошлятину.

— Это… это мне? — спросила Наська. У неё даже голосок подрагивал.

— Ну… да… — я протянул ей шкатулку.

— Максим! — облапив меня, Наська звонко чмокнула в щёку. — Как ты узнал, что я… спасибо!

Что она туда собиралась складывать? Никогда не замечал, чтобы кто-то из куколок или жниц таскал украшения.

Но судя по восторгу Наськи, это было то, о чём она мечтала всю жизнь. Ну, по меньшей мере последние десять секунд перед тем, как увидела.

Под коробкой со шкатулкой оказался большой свёрток. Я развернул его и с удивлением обнаружил внутри плащ. Чёрный короткий плащ — кажется, моего размера.

— Это ещё что… — изумился я.

Наська, не отрывая взгляда от вертящейся фигурки балерины, сказала:

— Одень.

— Надень, — поправил я машинально.

— Зануда… — фыркнула куколка.

Я встал, снял куртку и набросил плащ на плечи.

Ну, плащ как плащ. Довольно удобный. Может, он пуленепробиваемый?

— Тебе идёт, — сказала Наська, кинув на меня быстрый взгляд. — А то ходишь в куцых курточках, как ребёнок.

— В плаще лучше, что ли?

— Выглядишь внушительнее. Так это не ты выбирал?

— Нет.

— Мой поцелуй был ошибкой.

— Отработаю… — я надел плащ в рукава, присел, помахал руками. — Что, правда нормально выгляжу?

— Круто выглядишь. Девушкам понравится.

— Что б ты понимала…

Поколебавшись, я всё-таки переложил очки, кристаллики и всю мелочёвку из мокрой ветровки в плащ. Может, и глуповато выгляжу, в плащах только самые старомодные герои комиксов ходят, зато сухо.

В сумке был ещё один пакет, но он, вероятно, предназначался Дарине. Остальные подарков не удостоились. Ну и хорошо. Стратегу я бы точно не стал передавать подарков от Продавца, а то мало ли… вдруг он решил облегчить нам решение.

— Наська, ты вечно толчёшься в Комке.

— Я не толкусь, я помогаю покупки носить.

— Неважно. Как на твой взгляд, Продавцы — они хорошие или плохие?

Куколка задумчиво почесала кончик носа.

— Да так, норм. Иногда леденцами угощают.

— А глобально?

— Им всё пофиг, я думаю. Они от кристалликов балдеют. А нам так всё дают, по заявкам матери. Наверное, так Инсеки велели.

— Хорошо, тогда скажи — они умные?

Наська подняла на меня насмешливый взгляд:

— А ты сам подумай. Они сверху попадали на чужую планету в больших какашках. Сидят внутри, не спят, любую штуку могут продать, на всех языках говорят, ни с кем не ссорятся. Они умные или глупые?

— Согласен, — сказал я. — Ладно, пойду. Дарина где?

— Спроси Гнездо.

— Как я его спрошу? У меня Призыва нет.

Наська ухмыльнулась:

— Хитрый ты, Максим… Гнездо не сказало, что ты входишь. Значит, ты с ним поладил… Дарина в своей комнате. Найдёшь?

Кивнув, я подхватил последний пакет и пошёл.

— Верни полученный обманом поцелуй! — капризно потребовала куколка.

Я послал ей воздушный поцелуй.

Наська хихикнула и снова зачарованно погрузилась в изучение своей шкатулки.

В одном я был совершенно уверен: Продавцы ничего не делают просто так. Ничего волшебного в подарках нет, но умысел имеется.

Понять бы ещё, какой.

Постучав в дверь, я услышал слегка недоумённый голос Дарины:

— Да?

Кажется, они в двери не стучали.

Я вошёл.

Дарина лежала на накрытом одеялом матрасе и читала книжку. Просто читала! Самую обычную книжку, бумажную, старую. И было бы что-нибудь интересное, так ведь она читала Куприна!

Я вспомнил реплику Продавца и порадовался, что у неё в руках не Достоевский. А то пришлось бы допустить, что они предвидят будущее. Тогда уж совсем край, тогда можно лечь и помирать.

— Привет! — она обрадовалась, но вставать не стала, только книжку отложила. — Думала, позже придёшь.

— Уже выспался, — сказал я. — Наверное, из-за всех этих… мутагенов. Интересно?

— Ага! — радостно воскликнула Дарина.

— Тебе же, наверное, непонятно, — сказал я осторожно. — Не обижайся, мне самому многое непонятно, когда старых писателей читаю.

— Непонятно, — улыбнулась Дарина.

— Там хоть сноски какие-то есть, пояснения? — я присел рядом.

— Немного. Да я и не смотрю, так интереснее.

Она заметила, что я не понял, рассмеялась:

— Вот слушай… «Обитатели пригородного морского курорта — большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, — поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках…»