чужому разговору, когда нечем заняться. Спустя мгновение все сказанное рассыпается в мелкую пыль и тонет в пучине беспамятства.

Порой она улавливала только слабую тень голосов, невнятный шум, а иногда оказывалась практически на поверхности, под самой пленкой, что отделяла её от реальности.

Нужно было только протянуть руку – и пленка порвется, но почему-то она не решалась этого сделать.

В этот раз она скользила по поверхности, вслушиваясь в разбитые голоса, оказавшись случайным свидетелем того, что вовсе не предназначалось для её ушей.

– … да, я помню тот день, – с усмешкой сказал мужской голос где-то рядом. – Ох, как ты меня взбесил. Я впервые захотел ударить кого-то. И ударил бы, если бы она о тебе думала. Но, к счастью, она забыла тебя, едва мы уехали из столицы.

Под конец тирады голос стал откровенно язвительным.

– Никак не могу в это поверить, – растерянно пробормотал второй голос. – Как меня можно забыть? Серьезно, как она могла?

После короткой паузы первый снова заговорил:

– Впрочем, я бы хотел, чтобы она забыла еще кое-что…

– Ты никогда не рассказывал мне…

– Я никому не рассказывал, – резко оборвал первый. – И не думаю, что стоит. Хотя, нет. Я долго молчал. Слишком долго и вот к чему это привело.

Голос мужчины прервался, он тяжело вздохнул.

– Мы уехали из столицы в страшной спешке. Какое-то напряжение витало в воздухе, что ли. Через два месяца мама и дядя страшно поругались. Я никогда не видел, чтобы они даже спорили, а тут такой скандал. Потом дядя уехал, и все как-то изменилось. Мама наняла больше охраны, увеличила количество тренировок и занятий для нас, часто ездила в город и всегда брала с собой Агату. Раньше мы вообще не расставались, а после той поездки – постоянно. Мама очень похудела и даже постарела. Часто плакала. Как-то я ночью пробрался в комнату сестры, а там мама с мечом наперевес. Хорошее, знаешь, дело – меня едва не зарубила мечом собственная мать. Это потом я понял, что она оберегала её, а тогда начал думать, что мама из-за ссоры с дядей сошла с ума.

Мужчина прервался, раздался шум шагов и звук льющейся воды.

– Кхм… В тот день они поехали поздно вечером к одной пожилой леди по приглашению. Мы уже несколько месяцев никуда не выезжали, а тут пришлось. Я остался дома с начинающейся простудой, Сара занималась с гувернанткой, а отец выезжал только в крайних случаях. Они отправились вдвоем.

Они… Они не вернулись к назначенному времени, не вернулись спустя два часа. В полночь отец отправил охрану на поиски. Маму… привезли уже холодной. Агаты нигде не было. Отец отправил на поиски людей, они прочесали лес в округе, но так никого и не нашли. Я умолял отца, я просил… я… Он ничего не слушал. Через два дня он похоронил маму, а я ушел искать Агату. Не знаю почему, но я был уверен, что она жива, и что она одна, там, в лесу. Мне удалось отыскать её только на третий день. Агата спала под деревом, между корней. Босая, в рваном платье, с кожаным ремнем на шее…

– Что? – не выдержал второй голос. В его тоне легко различался шок и боль.

– Тот ремень, что она постоянно таскает на поясе. Этим ремнем Гейб Осборн связал ей руки, и на этом ремне она пыталась повеситься после побега. Восьмилетняя девочка одна в лесу, видевшая, как убивают её мать… Я… нашел сломанную ветку рядом. Она просто выбрала сухую ветку…

После паузы голос зазвучал совсем близко.

– Я не знаю, что случилось тогда, не знаю, как она сбежала, что делала в лесу столько дней. Ничего не знаю. Четыре недели она просидела взаперти в своей комнате. Она не разговаривала и почти не ела. Наш дом превратился в страшное место. Отец часами сидел в кабинете или у могилы матери, Агата в комнате, я под её дверью. Представляю, сколько хлопот свалилось тогда на Сару. В общем безумии только она и оставалась силой, что двигала нас вперед. Как-то ночью я проснулся словно от толчка, и услышал, что в комнате Агаты скрипнули окна. Я бился о дверь её комнаты, орал, как сумасшедший, перебудил весь дом. Садовник взломал замок, и мы увидели Агату на краю окна. Она стояла, балансируя на тонкой перекладине, словно птица, готовящаяся вот-вот взмыть в воздух навстречу полной луне. Я стащил её вниз, схватил и обнимал впервые за столько дней. Моя сестра превратилась в тень себя. Мама звала её дикой розой, слуги и няньки – бесенком. В ту ночь, я могу поклясться, это была не Агата. Я умолял её забыть все. Я просил её вернуться ко мне. Кажется, у меня случился припадок, не знаю…

Следующая пауза была настолько длинной, что она уже хотела вернуться в благостную пустоту, но тут голос снова нарушил тишину.

– Хочешь, скажу, что было дальше? Агата сделала, как я просил. Мы проснулись вместе, как раньше, взявшись за руки. Она улыбнулась мне. Она сказала, что забыла все. Она говорила, будто мама просила её поддерживать меня. Ведь я всегда так переживаю.

– И она забыла?

– Почти. Агата убедила в этом всех, включая саму себя. Спустя еще месяц обнаружилось, что после смерти матери мы банкроты. Особняк заложили, а жить пришлось в старом домике священника, который не так давно оставила семья лорда Захари. Они пустили нас пожить, рассчитывая, что леди Сара, хоть и без титула, будет в скором времени отличной парой для их старшего сына. Время шло, но я понимал, что рано или поздно, гроза разразится опять. Я не знал ничего, кроме того, что мама отдала жизнь, чтобы защитить Агату. Кто наш враг? Когда он нападет? Сестре снова начали сниться кошмары. Один раз она что-то вроде: «Осборн! Нет!». Откуда взялось это имя? Я перебрал все газеты в доме и нашел одну. На титульном листе был напечатан список людей, что отличились во время войны. На первой строчке стоял некто «Г. Осборн». Кто это? Его ли имя кричала сестра? Она так плакала в ту ночь… Так пришло решение отправиться на поиски. Я хотел взять Агату с собой. Понимал, как она отнесется к моему уходу. Придумал тысячу доводов «за», но все они перекрывались одним единственным «против»: я не знал, от кого защищать её. Как я мог тащить её в самое пекло без капли знаний? Сара писала мне после, как ей страшно. Агата не выходит из комнаты, ни с кем не разговаривает. В