— Дима, разберешься тут? — кивнула бабка на нас, направляясь к выходу.

— Да, конечно.

Когда за ней закрылась дверь, он подтащил меня к люку и без предупреждения столкнул вниз ногами вперед. Я успела только вскрикнуть, как тут же колени расшиблись о лестницу, а сама я завалилась на бок, повторно стукнувшись головой, преимущественно правым полушарием, и ощутила, что в подколенной области выступила кровь. Сама область таким нестерпимым образом болела, что я позволила себе роскошь завыть. Через пару секунд на меня свалилось что-то очень тяжелое, что я не смогла увидеть, так как отдавалась своей боли с закрытыми глазами, и самым диким способом боднуло меня в живот. Я открыла рот, получила порцию кислорода и снова завыла.

— Прости, Катя, — донеслось до меня, — этот сукин сын сбросил меня прямо на тебя!

Из всей ее реплики больше всего меня впечатлило слово «сукин». Похоже, Каретников так достал мою донельзя вежливую антисквернословку подругу, что дайте ей в руки бензопилу — без размышлений распилит его на части.

Засим спустился и сам Дмитрий, включив в подполе свет — единственную «лампочку Ильича» под потолком. Отдернув тряпку, которую я заметила в свой недавнишний визит сюда, со стены, он позволил нам обратить внимание на некое подобие двери. Это было что-то каменное и такое массивное, что должно было служить входом не меньше чем в подземный ход, проложенный от Туапсе до Пекина. Открыв мощный засов и толкнув дверь вперед, что требовало, судя по тому, как напряглись все его мышцы, немалых усилий, он схватил Юльку за ноги и затащил туда. Бросив ее где-то там, в кромешной мгле, «сукин сын» взялся за меня и проделал все то же самое.

— Теперь уже новые жильцы будут удивляться странным звуком из подземелья, — хохотнул он таким тоном, что мне стало по-настоящему страшно, потому что я реально осознала: так оно и будет. — Но это продлится недолго. Через пару дней звуки начнут стихать, еще через день — исчезнут навсегда.

— Ну это до тех пор, пока кто-нибудь еще не перейдет вам дорогу, гребаная семейка вурдалаков.

Он пнул меня ногой.

— Заткнись. Честно говоря, я никогда не хотел вас убивать. Однако слово Черкеса для меня закон.

— Если ты такой добрый, — подала голос Юлька, — то пристрели нас, сделай одолжение. Нам придется умирать медленной, мучительной смертью.

Пауза.

— Я постараюсь. Только не сейчас, она услышит выстрелы. Ладно, я пошел. На всякий случай — прощайте.

— Мразь! — злобно крикнула я ему вдогонку.

Дверь в жизнь закрылась.

— И снова мы заперты в подвале, — угрюмо припомнила подружка. Теперь я могу ее назвать — подруга до гробовой доски, и мои слова не будут звучать напыщенно.

— Да, было дело, — согласилась я, припоминая одно наше старое дельце.

— Ну что, ищем ящик с инструментами? — усмехнулась она.

— Боюсь, в этот раз нас это не спасет. Видела, какая дверь?

— Да…

Мы помолчали.

— Так вот откуда звуки шли? — предположила Образцова, ворочаясь где-то совсем близко.

— Возможно. Наверно, тот, кто перестукивался со мной, уже помер. От обезвоживания.

— Ну спасибо, — ответил незнакомый мужской голос, а мы заорали.

— Что это? — визгливо поинтересовалась подруга.

— Я бы сказала — кто это?

— Я тот, кого вы заживо похоронили, — сказал голос. — Хотя меня и впрямь похоронили заживо, так же, как и вас.

Мы немного помолчали. Затем я полюбопытствовала:

— Ваша фамилия Алехин?

Хоть правое полушарие получило серьезное сотрясение, но левое-то работало!

— Да.

— И это с вами я перестукивалась?

— Да, со мной.

— Почему вы не кричали? Не звали на помощь?

— Днем бесполезно, никто не услышит. Мы находимся сейчас на большом расстоянии от пола дома. А ночью… Когда я еще мог орать, бабка бы меня услышала и добила окончательно. Теперь вот уже не могу.

— Сколько вы здесь?

— Интересный вопрос. Мне бы тоже хотелось это знать. По моему скромному расчету — недели две-три. Сначала они пытали меня, резали ножом, вымогая место, где лежат письма. Затем кто-то из моего ближайшего окружения меня предал, и они узнали, что я спрятал письма в сейфе, а сам сейф зарыл глубоко под землей. Тогда стали требовать от меня карту, но я сказал, что у меня ее нет. Сначала дорогая теща не верила — она вообще больна паранойей, например, вбила себе в голову, будто я имею отношение к смерти ее дочери, своей жены, что является полнейшим абсурдом, — потом она убедилась, что не вру по поводу карты, и отныне я для нее бесполезен. Четыре дня назад она перестала меня кормить, поить и включать свет. Так что я для нее вроде как уже умер. Вы вообще в курсе вещей, я так полагаю, раз вас сюда посадили, да? Или надо сначала рассказать? А то я — сейф, письма, карта…

— Не надо, мы многое знаем. Только вот непонятно: первое — как вы смогли такое провернуть с сейфом на территории аквапарка? Там ведь охрана. Да и вообще, сейф тащить по городу… А чем тогда с охраной драться, коли руки заняты? Непостижимо. Второе. Кто спрятал карту в третьей ступеньке? Вы? Когда вас сюда тащили, да? А как вы умудрились так проделать, чтобы никто не заметил?

— Отвечаю. Первое. Я работаю строителем. Я был начальником бригады подрядчиков, воздвигавших аквапарк. То есть, когда я закапывал сейф, аквапарка еще не было. Это случилось два года назад. Ворота уже стояли, но ключи у меня были. Мне помогали двое друзей. Один из них, как видно, и слил кое-какую информацию недоброжелателям. Ну да Господь ему судья.

— А второй — Алексей Корчагин?

— Именно. Вы знакомы с ним? — удивился узник замка Иф. — Как он? Они ведь не вышли на него?

Я немного помолчала. Но нужно все-таки сказать…

— Федор, Алексея застрелили. У нас на глазах.

— Да, это было ужасно! — закивала Юлька. То есть, я думаю, что закивала.

— Что?! Вы уверены?

— К несчастью, да, полностью.

Он глубоко вздохнул.

— Господи! Что ж… Я не удивлен. Это не люди, а звери. Вы не поверите, такой хороший человек был! Такой надежный!

Он продолжал расхваливать человека, втянувшего нас во все это, припоминать все его положительные качества и особенности характера, мы смиренно слушали, так как заняться больше все равно было нечем.

Наконец он дошел до самого интересного.

— А насчет второго пункта, честно говоря, понятия не имею, о какой ступени идет речь.

Вот это нас действительно ошеломило.

— Как? Но если не вы спрятали карту, то кто же?