Удостоился петли и курбаши Гейдар. Фидаров назначил следствие, которое установило вину негодяя. Тела отца и сына из семьи бехеитов были эксгумированы, владелец ашханы подтвердил рассказ Лыкова-Нефедьева. И курбаши вздернули при скоплении народа на воротах старинной крепости Кохне Гала.

После казни Мамед-кули-хана в Ардебиль приехала шахсевенская знать в полном составе: двадцать два хана и бека. Все они остались в городе на положении заложников. Аманаты поклялись на Коране никогда больше не поднимать оружия против России. Их соплеменники перебрались на зимовку в Саваланские горы, только когда выдали свои винтовки. Лихое разбойное племя, опасное и многочисленное, замирилось. На русско-персидской границе сразу стало тихо. Кровавые аламаны[107] прекратились. В течение последующего времени шахсевены даже неоднократно просили принять их в русское подданство.

Боевая жизнь Ардебильского отряда на этом не закончилась. Стычки с курдами и гялышами случались через день. В конце декабря поручик Лыков-Нефедьев участвовал во взятии горной крепости Керянд, которая стала опорной базой разбойников. Крепость считалась неприступной, но войска под командой капитана Масловского раскатали ее за один день. Главарь негодяев Шюкур-хан был поднят на штыки.

Также Николай принял участие в кровавой схватке с курдами под Хоем, в которой получил тяжелое ранение командир Третьей сотни Первого Горско-моздокского полка Лазарь Бичерахов. И еще в десятке подобных схваток. На стратегически важном Ахбулакском перевале Лыкова-Нефедьева контузило в голову. Однако чаще он занимался своим прямым делом – разведкой. Жизнь в двух обличьях давалась поручику легко. Когда он переодевался из мундира в армянский халат, все в нем менялось: голос, походка, жестикуляция. Даже запах, что исходил от него, становился другим. Окружающие видели перед собой разных людей, не подозревая, что это один и тот же человек… Казалось бы, лицо не переделать, гримом в горах пользоваться нельзя. Но люди не глядят в лицо, они воспринимают себе подобного целиком, как отдельную личность. А тут были разные личности.

Перед самым Новым годом поручику вручили дешифрант[108] из Петербурга. Начинался он так: Чунееву от дяди Вити. Чунеев было семейное прозвище Николки. А дядей Витей Лыковы-Нефедьевы называли генерала Таубе.

В экспрессе Виктор Рейнгольдович сообщал, что отец Николая получил тяжелое ножевое ранение, но уже излечился и снова приступил к обязанностям службы. Вот человек! Не стал тревожить поручика дурными новостями, а дал сначала им улучшиться… Далее Виктор Рейнгольдович передавал просьбу-приказ отца. Сыщика интересовали некоторые личности, участвующие в русско-персидской торговле. Первой шла фамилия Махотина, доверенного конторы «Продаткань». Еще папаша требовал сведений на Киамутдина Хабибулловича Халитова из Русского экспортного товарищества. Кроме того, хорошо бы выяснить про бывшего пограничного унтер-офицера Павла Запрягаева, который теперь бандит по кличке Паша-паша. А более всего Лыков хотел узнать насчет человека высокого роста, с маленькими женскими руками, который, возможно, имеет отношение к Шлиссельбургской ситценабивной фабрике. Как водится, статский советник требовал предоставить ему данные срочно.

Поручик думал недолго. Так и так у него накопились дела в Реште, туда надо было ехать. Он подписал командировку у генерала и отправился на восток. В этот раз путешествовал не Тер-Егизар-оглы, а молодой офицер с аннинским темляком на шашке.

Николай заранее предупредил о своем приезде Тюфякина, и тот его дожидался. Русские сели в тихой безлюдной чайхане и завели важный разговор.

– Я уж и сам собрался вам телеграфировать, – сообщил купец. – Такое творится – не передать словами. Словно мы не в Персии, а где-нибудь на Хитровке.

– То есть?

– А то и есть, что всю торговлю мануфактурой прибрали к рукам бандиты. Причем русские!

– Рассказывайте, Илья Иезекиилович. И начните, пожалуйста, с человека по фамилии Махотин. Его Самсон Кириллович зовут?

Доверенный сразу огорошил разведчика:

– Это по паспорту. А так-то он Сенька Козырь, беглый разбойник и головорез. И заправляет здесь дурными делами. Побить кого, запугать, товар сжечь – все к нему. У Козыря банда таких же негодяев, рожи жуткие, и никого эта дрянь не боится.

– Илья Иезекиилович, давайте подробнее, – попросил поручик. – Мне для доклада нужны факты. Тогда от персидской Хитровки останется мокрое место!

Тюфякин начал издалека и постепенно раскрыл перед Николаем целую схему преступной беспошлинной торговли. Фирма «Продаткань» ввозила из России мануфактуру, официально платила таможенные сборы и сбывала товар в глубь страны. Однако параллельно с ним шли обороты втрое больше законных. Эти товары поступали из Закавказья, минуя таможенные и пограничные посты. На той стороне все организовывал бывший унтер корпуса пограничной стражи Запрягаев по кличке Паша-паша. Он создал огромное «окно» на русско-турецкой границе между Батумом и Атвиной. Караулы были подкуплены, и возы с тканями шли в Трапезунд совершенно открыто. Часть оседала в Турции, но в основном через неконтролируемый Кушинский перевал мануфактура поступала в Персию.

– Дело поставлено очень широко, – излагал Тюфякин. – Ввезли они ситцы с миткалями беспошлинно, и значит, на дальнейшей перепродаже может заработать не один посредник, а двое-трое. На маржу каждому хватит. И таким образом материи попадают на юг страны, а также в Афганистан, Белуджистан и даже Индию. Их караваны никто не трогает, а мои или других каких фабрик – грабят беспрестанно. Опять у них нечестное преимущество. Хочешь торговать – плати Махотину! Охранять свои возы и грабить наши – то была обязанность Исмаил-хаджи.

– Эту гадину мы повесили, – прервал осведомителя разведчик. – Они другого прислали, что ли?

– Да вот похоже на то. Вы спроворили: вздернули беглого каторжного, да еще замирили шахсевенов. И случился у конторы сбой. Я даже заработал немного, воспользовался облегчением. Зиму протяну с прибылью, а дальше не знаю… Во-первых, потеряв «любящих шаха», бандиты наняли курдов. И скоро начнут громить нас по новой. А во-вторых, сюда приезжал неделю назад их начальник. Главный, так сказать, разбойник. По фамилии Вырапаев! Помните, вы меня об нем спрашивали?

– Помню, Илья Иезекиилович. И что? Вы его видели? Опишите наружность.

– Вид очень властный. Сразу видать, что непростой человек. Росту высокого. Волос седой-седой. Руки еще запомнились: маленькие, щупленькие, как у бабы.

– А кем он представлялся?

– Пайщиком Шлиссельбургской ситценабивной мануфактуры.

Николай чуть со стула не упал от радости:

– Он! Он, нехристь.

– Кто? – отстранился Тюфякин. – Я куда-то вляпался? Скажите правду.

– Мой отец служит в Департаменте полиции, он опытный уголовный сыщик…