– Выгони его домой, к маме с папой, – предложила я.

– Я не потяну оплату квартиры одна.

– Ты же сама говоришь, что Егор ничего не зарабатывает!

– Так хоть какая-то надежда есть, что в холодильнике будут не только огурцы и сыр, но и курица или помидоры. И по мелочи он кое-что оплачивает.

– Сними комнату, сейчас ведь есть варианты…

– Бр-р-р… – Юля поёжилась. – Не смогу жить с чужими людьми. Очередь в душ и туалет, общая грязная кухня…

– А сейчас ты с родным живёшь?

– Конечно.

– По-твоему, родной человек готов на всё, чтобы создать именно те условия, в которых ты оказалась?

– Вот ты о чём… Знаешь, я иногда думаю: у всех бывают сложные периоды. Егор обещает стараться. Говорит, что всё наладится. А я даже отпуск планировать не могу. От меня зависит самое главное. Да что там – отпуск? Это от Егора зависит, пойду я в кино или в кафе, потому что у меня бюджет не резиновый, на это уже не остаётся… И так жалко себя становится…

Я понимала её.

Надо же – какой кусок её жизни прошёл мимо меня и оказался замеченным чисто случайно.

Но я понимала её лишь отчасти.

– Слушай, да выстави ты его, в конце концов. Пусть живёт с родителями – будут кормить его, если захотят. Научится самостоятельности – пусть приходит обратно.

– Я так не могу, – помотала головой Юлька.

– Что значит – не могу?! А жить так, как ты живёшь – можно?

– Здесь не всё зависит от меня…

– А что от тебя не зависит?

– Послушай, мы ведь уже расходились. И я очень хорошо помню, каково мне было. Если бы я точно знала, что переживу это время, и мне будет лучше – попыталась бы снова. Но вся фигня в том, что без Егора мне хуже, чем с ним…

– Пусть и в таких условиях?

– Пусть и в таких… Но ты не повторяй моих ошибок. Ты ведь всё равно можешь встречаться с Вадимом. Только пусть выкарабкивается без тебя. Служить кочками в болоте – неблагодарное занятие. Съехаться проще, чем разобраться потом, кто прав, а кто виноват. Да, ты, кажется, тоже хотела что-то рассказать?

– Хотела и уже забыла, – я решительно хлопнула себя ладонью по коленке и поднялась. – Я для тебя подарок приготовила. Надеюсь, хоть это тебя порадует.

Юлька ахала над фирменными коробочками теней и помады, а я почти не слышала её. Позвала её, хотела вывалить на подругу все свои проблемы и внезапно обнаружила, что, оказывается, может быть ещё хуже. Может быть по-настоящему тяжело, когда все обстоятельства сложились таким образом, что даже не знаешь, куда деваться. Вытащишь один кирпичик – здание развалится…

Юля вдруг подняла голову от подарков.

– Знаешь, – сказала она, и её голос прозвучал совсем глухо, – многое можно понять, простить человеку, но зачем постоянно что-то обещать? Что найдёшь денег, что купишь цветов, что сводишь в ресторан… да что угодно… Я ведь начинаю ждать, но почти никогда не дожидаюсь. Господи, да просто не обещай – и человек не станет надеяться. А потом, когда звучит очередное обещание, уже умножаешь его на ноль. Пропускаешь мимо ушей, воспринимаешь как пустой звук. Что-то внутри перегорает. Слышишь очередное «куплю, как смогу» – и ведь никто не тянет за язык, не просит ничего! – и, в конце концов, взрываешься. Срываешься на крик. Вроде бы мужчинам так важно быть главными, видеть благодарность женщины и всякое такое – но как они сами себя чувствуют, когда всё ограничивается только словами?

И она шмыгнула носом.

Я и сама не понимала, зачем это сделала.

Теперь я засыпала по вечерам и просыпалась по утрам в полном одиночестве.

Никто не гремел посудой, не хлопал холодильником.

Без компании, в одиночку я всё-таки переехала в квартиру приятеля Глеба.

У меня не было острой необходимости в том, чтобы остаться одной. Деньги, которые отныне предстояло переводить на счёт владельца квартиры, были почти символическими, но совершенно точно не лишними.

И у меня не было острой потребности наконец-то ощутить вкус по-настоящему самостоятельной жизни. Сразу после школы я переехала в Москву, уже жила одна, потом заботилась о Никитке…

Но, видимо, всё же было необходимо сменить обстановку.

Новая обстановка впечатляла.

Квартира приятеля Петелина находилась в отличном кирпично-монолитном доме, стоящем несколько поодаль от других домов. До метро было несколько минут пешком. Рядом было несколько торговых центров и супермаркетов. По рассказам приятеля, где-то рядом были ещё и парки.

Но мне было не до парков.

Квартира была аккуратно отделана в оливково-бежевых тонах (ничего лишнего) и полностью укомплектована полезной техникой. Я перевезла свои вещи в абсолютно пустые шкафы. То, что хозяин не забрал с собой, он утрамбовал в стенную нишу. Полки на кухне и в ванной, холодильник – всё было пустым. Осталась только посуда. Вся посуда была чёрной. Никаких разномастных тарелок или кружек разной формы. Должно быть, Алексей был педантом…

В моём распоряжении были просторная спальня, уютная гостиная, большая кухня, отличная лоджия. Я дико жалела, что сейчас не лето. Я втащила бы на эту пустую, стерильную лоджию парочку плетёных кресел, примитивный икеевский столик, поставила бы этажерку с цветами – можно было бы пить чай и принимать солнечные ванны…

Но уже наступила зима.

Определённо, я не могла приложить руки к обустройству этой квартиры. Всё было прекрасно и до меня. Даже пыль не спешила кучковаться по углам с той скоростью, с какой она обычно делает это в старых домах и квартирах без ремонта…

Мне приходилось насильно заставлять себя делать почти всё.

Самым простым было спускаться в метро и доезжать до офиса. Там я волей-неволей подключалась к общей активности, более-менее естественно улыбалась… словом, отвлекалась от своего состояния.

Но вот минуты после звонка будильника…

После пробуждения я неподвижно лежала и взывала к своей воле к жизни.

Я плохо понимала, зачем мне вставать, куда-то идти, что-то делать. Везде меня ждало одно и то же. Внутри меня будто была выгрызена дыра, в которую утекали остатки сил.

Всё вокруг было пустым и серым.

Эту пустоту требовалось заполнить как можно большим количеством дел.

Но то, что раньше доставляло удовольствие, приносило радость или вызывало интерес, теперь всего лишь делало моё существование сносным.

Приемлемым.

Если бы Глеб присмотрелся ко мне более пристально, если бы он спросил у меня, почему я осунулась, выгляжу бледной, опять комбинирую чёрную юбку с чёрной водолазкой, я бы вряд ли поделилась с ним своей историей, но я попросила бы его по уши загрузить меня работой.