Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда позволь мне какое-то время надеяться за нас обоих.
– Ты и так это делаешь.
– Позволь мне.
Она смотрит на него.
– Ты все еще веришь, что мы найдем способ все исправить?
– Да.
– Когда? В следующем цикле? Или в тридцатом по счету?
– Все так странно.
– Что именно?
– Я вошел в эту комнату пять минут назад, не имея ни малейшего понятия, что означают уравнения. Потом ко мне внезапно вернулась память из этой временной линии, и я обнаружил, что разбираюсь в частных производных. – В нейронной структуре мозга Барри вдруг вспыхивает фрагмент беседы в другой временной линии, и он говорит: – Помнишь, что сказал нам Маркус Слейд, когда мы держали его на мушке в отеле?
– Надеюсь, ты понимаешь, что для меня это было сотню лет и три временные линии назад?
– Ты ему сказала, что, если мир когда-либо узнает о существовании кресла, это знание будет уже не стереть. Это ровно то самое, с чем мы сейчас боремся. Помнишь?
– Смутно.
– А он ответил, что твоя ограниченность тебя ослепляет, что ты пока что еще не видишь всего и не сможешь увидеть, если не пройдешь той же дорогой, что и он.
– Он был безумцем.
– Я тогда тоже так решил. И однако подумай о разнице между тобой в той временной линии и тобой нынешней – пусть даже все это тебя и бесит, но ты освоила обширные отрасли науки, прожила такие жизни, которые первой Хелене и присниться не могли бы. Ты видишь мир таким, каким она его никогда не видела. И я тоже. Разве мы знаем, сколько жизней прожил Слейд, сколько всего он узнал? Что, если он и правда нашел выход? Какой-то способ обойти проблему ложных воспоминаний? Что-то такое, на что тебе, дабы понять это самой, потребуется еще невесть сколько циклов? Что, если все это время мы упускали из виду нечто важное?
– Например?
– Я понятия не имею, но не спросить ли нам Слейда?
– И как же ты предлагаешь это сделать, детектив ты мой?
– Не знаю, но опускать руки мы не можем.
– Нет, это я не могу опускать руки. Ты можешь вый-ти из игры, как только пожелаешь, и прожить жизнь в блаженном неведении относительно того, что когда-нибудь наступит сегодняшний день.
– Ты уже так мало ценишь мое присутствие в собственной жизни?
Она вздыхает:
– Нет, конечно.
На столе у них за спиной дребезжит пресс-папье. По оконному стеклу разбегается паутина трещин. В костях отдается низкий рокот отдаленного взрыва.
– Черт бы все это побрал, – мрачно произносит Хелена. – Пойдем в лабораторию, дорогой, убьешь меня еще разок.
* * *
Барри уже не в подземной лаборатории на их с Хеленой острове у побережья штата Мэн, он сидит за знакомым столом в знакомом помещении. Голова болит, этой боли он не испытывал уже очень давно – мучительная пульсация позади глазных яблок. Он таращится на экран компьютера, куда выведены свидетельские показания, и, хотя воспоминания этой временной линии еще не вернулись, в нем начинает нарастать ужас, поскольку он осознает, что находится на четвертом этаже 21-го отделения полиции Нью-Йорка.
100-я Западная улица.
Верхний Вест-Сайд.
Манхэттен.
Он здесь уже работал. Не просто в этом здании. На этом этаже. В этой комнате. И не просто за столом, похожим на этот. А именно за этим самым. Он даже узнает чернильное пятно, оставшееся на поверхности, когда протекла шариковая ручка.
Барри хватает телефон, смотрит на экран: 16 апреля 2019 года. Четвертый юбилей временной линии, в которой Хелена умерла в лаборатории DARPA.
Что за хрень?
Он вскакивает со стула – заметив, что весит заметно больше, чем в Мэне, Колорадо и Аризоне, – и чувствует под пиджаком предмет, о котором давно уже позабыл. Наплечная кобура.
В помещении четвертого этажа царит странная тишина.
Никто ничего не печатает.
Никто ни с кем не говорит.
Все ошарашенно молчат.
Барри смотрит на женщину-полицейского за столом напротив – ее он помнит, не по этой временной линии, а по той, первой, прежде чем кресло Хелены принялось дробить время. Детектив убойного отдела Шейла Редлинг, в их полицейской лиге софтбола она играет на защитной позиции. Обладает коварным броском, а еще способна перепить чуть ли не любого из команды. Из носа у Шейлы течет кровь, капая на белую блузку, а выражение лица явно свидетельствует о полнейшей панике.
У мужчины за соседним столом тоже идет кровь из носа, а по лицу катятся слезы.
Глухую тишину вдруг разрывает выстрел на другом конце этажа, по всему офису пробегает волна испуганных возгласов. Еще один выстрел, ближе. Кто-то вопит: «Что, черт возьми, происходит? Что происходит?» После третьего выстрела Барри выхватывает из кобуры «глок», пытаясь сообразить, кто на них напал, однако ничего угрожающего в непосредственной близости не видит.
Только ошеломленные лица.
Шейла Редлинг резко встает, достает пистолет, приставляет его к своей голове и стреляет.
Она падает на пол, а мужчина за соседним с ней столом вдруг срывается с места, хватает валяющийся в луже крови пистолет и сует ствол себе в рот.
– Нет! – вопит Барри.
Мужчина тоже стреляет и падает поверх Шейлы, а Барри понимает, что, как ни ужасно, все происходящее – не бессмыслица. В своих воспоминаниях о предыдущей временной линии он был с Хеленой на острове, эти же люди находились в эпицентре ядерного удара по Нью-Йорку, где умерли – или до сих пор умирали – страшной смертью сразу же после того, как еще одну временную линию назад их постигла та же судьба.
На Барри обрушивается волна воспоминаний из нынешней временной линии.
Он перебрался в Нью-Йорк в двадцать с небольшим и поступил в полицию.
Женился на Джулии.
Продвигался по службе, пока не достиг должности детектива отдела по расследованию ограблений Департамента полиции Нью-Йорка.
Он заново прожил свою первую жизнь.
Словно удар ломом по почкам, приходит осознание – Хелена не нашла его в портлендском баре. Он с ней не встретился. Никогда о ней не слышал. По какой-то причине она предпочла прожить эту временную линию отдельно от него. Он знает о ней лишь из мертвых воспоминаний.
Барри достает телефон, пытается вспомнить ее номер и понимает: в этой временной линии номер наверняка поменялся. Он не способен связаться с Хеленой, и пришедшая с этим знанием беспомощность почти невыносима, сознание разрывают на части мысли…
Означает ли это, что она его бросила?
Нашла другого?
Не может больше раз за разом проживать двадцать девять лет с одним и тем же мужчиной?