Солнце, будто только и ждало этих слов, медленно скрылось за крышами домов, и с востока на площадь наползла темнота. Она неуклонно отвоевывала у последних отблесков заката небо и погружала в сумерки столпившихся вокруг эшафота людей.

– Объявляю вас мужем и женой, – неуверенно произнес жрец и добавил: – Будьте счастливы.

Штефан не стал дожидаться поздравлений, да их, судя по всему, и не предвиделось. Он подхватил Илинку на руки и спрыгнул с помоста.

– Ваше сиятельство, куда же вы? – тоненько выкрикнул наместник Кравера. – А как же…

– Завтра, – оборвал его Штефан. – Утром я заеду в городской совет, и мы решим все вопросы.

Он поставил Илинку на ноги, вскочил на коня, подхватил девчонку, и двинулся к виднеющейся неподалеку гостинице.

Люди расступались перед ним, он ловил на себе любопытные, настороженные взгляды, но думал только о том, как бы побыстрее увезти отсюда Илинку. Нет, потом он разберется с тем, как она оказалась в Кравере и за что ее осудили, но сейчас гораздо важнее увезти девчонку от всей этой своры, что разочарованно гудела, лишенная желанного зрелища.

Он укрыл Илинку полами плаща, прижал к себе, спрятал от всех и пришпорил коня. Желанные огни были все ближе, и вскоре Штефан уже спешивался у освещаемых магией дверей гостиницы.

***

– Пиши, – Штефан положил перед Илинкой лист бумаги и придвинул чернильницу с пером. – Правду, – ответил на ее вопросительный взгляд. – Хочу знать, на ком женился, – хмыкнул он и отошел к окну, чтобы избежать искушения до хруста сжать хрупкие плечи упрямой девчонки. – Ничего не утаивай, – грозно рыкнул и отвернулся, злясь непонятно на что.

Сейчас, когда опасность миновала, он испытывал раздражение. На себя, на девчонку, что быстро строчила пером по листу, на обстоятельства, вынудившие его принять необдуманное решение. Никогда раньше он не был подвержен таким вот порывам. Никогда раньше не совершал скоропалительных поступков, и теперь пытался просчитать, чем аукнется ему собственное благородство. Рагж! Дед, небось, в гробу перевернулся бы, если бы узнал, что он женился на безродной. Лорд Вацлав никогда не забывал о том, что Кроны были королями, и верил, что однажды корона снова увенчает главу одного из его потомков. Был бы дед жив, вполне мог бы вычеркнуть его из родовой книги за то, что он взял в жены низкорожденную.

Он бросил короткий взгляд на склоненную над столом головку. Сердце дернулось, заныло – то ли от жалости, то ли еще отчего, но он сознательно задушил в себе эмоции. Не время поддаваться слабости. Ему нужно знать, к каким сюрпризам готовиться и чего ждать от своей необдуманной женитьбы. Как обезопасить новоявленную... Жену? Будь у него хоть немного времени, он нашел бы другой выход, не ввязывая девочку во всю эту историю с браком. Но теперь… Теперь назад дороги нет, и он должен думать не только о том, как собственную жизнь сохранить, но и как Илинку от беды уберечь. Рядом с ним опасно. Враги не дремлют, да и зверь недоволен, рычит внутри, злобится, не одобряет его выбор, прорывается рыком в голосе, когти норовит показать, зубы скалит. И не поймешь, чем ему девчонка не угодила, почему зверь так беснуется. Вроде, утих в последние дни, а теперь опять рыком заходится, злобствует и лютует. Или это в нем родовая спесь Кронов говорит?

Тихий стук заставил Штефана отвлечься от размышлений.

– Войдите, – ответил он.

Дверь распахнулась, и в проеме возник Гойко.

– На пару слов, командир, – голос друга был серьезным, и Штефан насторожился.

Полчаса назад, когда служанки наполнили для Илинки ванну, он отправил парней потолкаться среди людей, узнать, что говорят. Похоже, вести его ждали нерадостные.

Он бросил взгляд на… жену, но та уткнулась в бумаги и делала вид, что ничего не видит и не слышит. Хотя, по справедливости, с того момента, как они вошли в гостиницу, девчонка избегала на него смотреть. Вот, куда угодно глядела, только не на него. Лишь однажды забылась, в душу ему заглянула, но тут же склонила голову и уткнулась в пол.

– Идем, – сказал он Гойко и вслед за другом вышел из комнаты.

– Тут такое дело, командир, – стоило им оказаться за дверью, тихо сказал Гойко. – Девушка, оказывается, из благородного, но обедневшего рода. Отец ее ввязался в какие-то сомнительные спекуляции и прогорел, но вместо того, чтобы спасти остатки состояния, пустился во все тяжкие, проиграл в карты все, что у него оставалось, и от расстройства помер.

Штефан задумался. Вспомнилось имя, которое громко звучало на площади, и он только сейчас осознал, что оно значило. Как там? Элиния Мария… Скорци? Скерци?

– Что еще? – посмотрел он на вестового.

– После смерти Скерци его вдова продала особняк и вместе с дочерью переехала в домик поменьше. Есть ещё кое-что. У вашей… жены был жених, некий Дамир Ставецки. Юноша амбициозный и предприимчивый, но небогатый. Пока его будущий тесть не разорился, он помогал ему с делами и рассчитывал после свадьбы войти в долю, получив свой кусок пирога от состояния Скерци. Да вот только после смерти своего двоюродного дяди быстро смекнул, что обуза в виде нищей жены ему не нужна, и собирался разорвать помолвку, со стряпчим своим советовался, как половчее это дельце провернуть, чтобы вину на себя не брать.

Гойко замолчал, и Штефан молча кивнул. Ему было о чем поразмыслить. Значит, из благородных… Выходит, не прогадал он, женившись, ровню в жены взял.

– Мать ее жива?

– Умерла почти два года назад. Как думаете, кому дом достался?

– Ставецки?

– Ему. А кто леди Элинию дознавателям сдал, когда она в Кравере оказалась?

– Дай угадаю, – криво усмехнулся Штефан. – Неужто женишок бывший?

– Он самый, – кивнул Гойко, и уши его оттопырились больше обычного. – И вот что я вам скажу, милорд, – со значением добавил он. – Думается мне, не просто так леди Элинию обвинили. Уж больно быстро ее на месте преступления взяли. Надо бы в этом деле покопаться, уверен, много интересного найдем.

– Вот, значит, почему она в Стобарде оказалась, – тихо сказал Штефан.

Что ж, кое-что прояснилось. И темное прошлое, и скрытность, и нежелание девчонки признаваться в том, кто она и откуда. Элиния Скерци… Надо же…

– Тут еще кое-что, – осторожно добавил Гойко.

– Что?

– По всему побережью закрыли старые монастыри. А тот, в котором леди Элиния училась, сожгли вместе с сестрами.

– Который?

– Самый известный, Золотого сердца. Давор расстроился, тетка его там подвизалась и вместе с остальными сестрами мученическую кончину приняла.

– Выходит, новую веру насаждают? Всерьез взялись? – медленно произнес Штефан, все еще видя перед глазами эшафот и стоящую перед темной колодой девочку. – Ладно, Гойко, иди отдыхать. Завтра я в Совет съезжу, потом в суд загляну, узнаю, что тут происходит, тогда и решим, как быть.