– Эй, ты там живая? – не унимался первый стражник.

– Да оставь ты ее, Раздан, – осадил его второй. – Идем лучше в картишки перекинемся, пока смена не закончилась.

– И то дело, – крякнул первый, и за дверью послышались удаляющиеся шаги.

Я перевела дух и снова потянулась к окну. К тому крошечному кусочку надежды, что, несмотря ни на что, у меня оставался.

***

Штефан

Кравер встретил их ярким солнцем и свежим, пропахшим солью и старыми рыболовными сетями воздухом. День клонился к вечеру, на улицах царила обычная суета крупного портового города: проезжали многочисленные кареты и повозки, сновали юркие мальчишки-разносчики, торопились по своим делам прохожие. Но в этой атмосфере всеобщей круговерти и спешки было что-то, что заставило Штефана насторожиться.

– Слышь, командир, – негромко сказал едущий с ним бок о бок Давор. – Тебе ничего не кажется странным? Куда это все бегут?

– Такое ощущение, что здесь происходит нечто, о чем мы пока не знаем, – посерьезнел и Гойко. – Эй, малец! – подозвал друг мальчишку-разносчика. – Куда это все так торопятся?

– А вы что, не знаете? – парнишка перехватил поудобнее плетеную корзину с рыбой и поднял чумазое лицо, на котором застыло жадное предвкушение. – Убивицу поймали! На закате на главной площади казнь будет! Там уже и эшафот готов!

– И что за убивица? – уточнил Гойко. – Старуха?

– Нет, милостивый дан, – мотнул головой мальчишка. – Девица. И красивая, как фея. Да только вот, сказывают, душу рагжу продала, столько народу погубила, не счесть! Говорят, она их чарами своими заманивала и убивала, а потом в крови убиенных купалась, а сердце и печень сырыми съедала.

– Так и говорят? – хмыкнул Гойко. – Брешут, поди.

– Вот чтоб мне с места не сойти! – вскинулся парнишка. Он приложил руку к сердцу, подтверждая свою клятву, а потом посмотрел на Штефана, безошибочно определив в нем главного, и спросил: – А хотите, я вам короткую дорогу к площади покажу? Дадите полньера, и я вас дворами проведу.

Разносчик с надеждой уставился ему в глаза.

– А рыба твоя не протухнет? – усмехнулся Штефан.

Особого желания наблюдать за казнью не было, но и парнишку лишать честного заработка не хотелось.

– Дак я ж ее по дороге в лавку дана Варича пристрою, – ответил тот. – Вы не сомневайтесь, милостивый дан, не опоздаем. К самому началу казни поспеем.

– Что скажешь, командир? – в глазах Давора мелькнуло сомнение. – Нам оно нужно?

– Отчего ж и не посмотреть? – встрял Гойко. – Особливо, ежели убивица так хороша собой, как расписывают.

Штефан молча кивнул. Что ж, можно и посмотреть. Где ещё он всех горожан и городской совет разом увидит?

– Дам ньер, если к началу казни успеем, – пообещал он мальчишке, отметив, какой радостью сверкнули серые глаза.

– Не сомневайтесь, милостивый дан, – откликнулся разносчик и добавил: – Вы только не отставайте.

Гойко с Давором одновременно хмыкнули, а парнишка юркнул в ближайший переулок и махнул им рукой, призывая следовать за ним.

– Шустрый мальчонка, – одобрительно заметил Давор.

Штефан ничего не сказал, но чуть пришпорил коня и направил того на узкую улочку, террасами уходящую вверх.

Мальчишка не обманул. Тут было не так многолюдно. Они ехали вслед за своим провожатым, а тот легко бежал впереди, пристроив корзину на голове, и еще умудрялся напевать какую-то шуточную песенку. А потом разносчик оставил рыбу в одной из лавчонок, что располагались по обеим сторонам улицы, и припустил ещё быстрее.

– Уже немного осталось, – крикнул мальчишка, добежав до очередного поворота. – Тут до площади рукой подать!

Штефан и сам не знал, почему, но от этих слов сердце неожиданно дернулось и забилось сильнее.

– Ох ты ж, лишеньки! – послышался разочарованный голос мальчишки.

– Что там еще? – подъехав к нему, спросил Штефан и тут же увидел ответ на свой вопрос.

Посреди переулка застряла повозка, которую пытались сдвинуть с места двое дюжих мужиков. Они кричали, ругались, пыхтели, но старая арба, груженая камнями, только скрипела, но не поддавалась.

– Вот же дурни, – проворчал Давор. – Назад тащить нужно, а не вперед!

– Не успеем, – расстроенно пробормотал мальчишка. – Солнце уже садится, сейчас казнь начнется.

Штефан снова ощутил беспокойство. Что-то гнало его вперед, туда, на площадь, которая виднелась далеко впереди.

– Отойдите, – подъехав к вспотевшим от бесплодных усилий мужикам, велел он и спешился, кинув поводья мальчишке. А потом взобрался на повозку, спрыгнул с другой стороны и посмотрел на старого ишака, неподвижно застывшего в оглоблях. В темных глазах животины читалось полное безразличие к происходящему вокруг, а длинные уши уныло повисли. Казалось, ишак не ждал от жизни ничего хорошего.

– Дурные у тебя хозяева, – пробормотал Штефан, выпрягая его из телеги и привязывая к кованой загогулине над дверью одного из домов.

Ишак посмотрел на него с прежним безразличием и отвернулся. Штефан хмыкнул. Гордая скотина. Вроде, и не противится, но и пиетета особого не выказывает.

– Давор! – позвал он друга.

– Иду, командир, – откликнулся тот, и вскоре они вдвоем уже толкали скрежещущую повозку назад, туда, где проход между домами был не таким узким. А сердце все свербело, все гнало его туда, на площадь, где слышался гул толпы и отдельные громкие выкрики.

«Смерть убивице! – доносились высокие женские голоса. – Смерть злобной ведьме! – вторили им низкие мужские. – Смерть! Смерть!..».

Телега неохотно поддалась, пошла вперед, со скрежетом высвобождаясь из каменного захвата. А потом грохнула кирпичами и выкатилась на свободное пространство улицы.

– Благодарствуйте, милостивые даны! – обрадованно закричали мужики, но Штефан их уже не слушал. Он и сам не смог бы сказать, какая сила заставила его взлететь на подведенного мальчишкой коня и, не оглядываясь на спутников, припустить к площади. Его гнало вперед все усиливающееся беспокойство. И зверь тревожился, ворочался внутри. Не поймешь – то ли подгонял, то ли, напротив, недовольствовал.

Штефан на полном скаку вылетел из переулка, резко осадил коня и замер, вслушиваясь в громкий, усиленный магией голос дознавателя.

– Элиния Мария Скерци, убийца дана Креждена, твой час настал!

Штефан перевел взгляд на эшафот и почувствовал, как внутри все похолодело. Этого не может быть. Просто не может быть… Что она здесь делает? Маленькая фигурка, гордо вскинутая голова и взгляд… У него внутренности узлом свернулись, когда он этот взгляд увидел. Захотелось голыми руками всех разметать, пробиться к девчонке и разорвать грубые веревки, стягивающие ее тонкие кисти, укрыть полами своего плаща, защитить от жадных взглядов…