Ренат присел на корточки и убедился, что перед ним не мираж, вызванный подземными газами, а труп молодого красивого мужчины с колотой раной на груди. Он машинально приложил пальцы к артерии на шее погибшего, но пульса не было.

– Черт вас побери, Вернер! Что это значит?

Возле руки погибшего лежала… шпага. Видимо, выпала во время смерти. Убийца оставил ее на месте. Ренат, не прикасаясь, внимательно рассмотрел оружие. Крови на клинке не было. Значит, бедняге не удалось ранить противника. Бой был коротким и с неизбежным исходом.

Ренат осмотрел пол. Квадратное помещение тесновато для поединка на шпагах, здесь негде развернуться, мало места для маневра. Да и следов борьбы не заметно.

«Какие следы ты имеешь в виду?» – потешался над ним Вернер.

– Ну, должно же быть хоть что-нибудь…

Весь пол был истоптан, словно тут регулярно тусовались люди. Но и только. Тряпки ветхие, деревяшки гнилые, железки ржавые, куски кирпичей ни о чем не говорят. Никаких улик, кроме мертвого тела и шпаги.

«Отпечатки твоей обуви точно останутся, – не унимался гуру. – Если тебя застукают над убитым, то примут за маньяка. Вот смеху будет!»

Рената бросило в жар. А ведь Вернер как в воду глядит. Надо сматываться отсюда поскорее.

Он пожалел, что не сможет сфотографировать мертвеца. Телефон остался в машине, а на слово ему не поверят.

Ренат поднял фонарь и повторно осветил потолок и стены. Темный четырехгранный свод, выложенный камнем; кладка старая… Нет ни граффити, ни дурацких сердечек, ни надписей типа «здесь был Коля»… Чуть выше человеческого роста виднелся грубо вырезанный знак: трилистник и две скрещенные шпаги, похожие на рога…

* * *

– Паша…

Шубин обернулся и чуть не выронил шпагу, которую держал в руке. Ему показалось, что в проеме стоит Аля, бледная и перепуганная. Он моргнул, потом открыл глаза, но Аля не исчезла.

– Это я, Паша…

– Что ты здесь делаешь? – опешил он, когда призрак заговорил.

– Я пришла на наше место, чтобы вспомнить, как все было… и заблудилась.

Он поднял фонарь, осветил ее, тряхнул головой, но Аля не рассеялась, а продолжала стоять и с ужасом смотреть на него.

– Ты полезла под землю одна? Без никого?

– Но… ты тоже один.

– Я – другое дело, – нахмурился застигнутый врасплох Шубин. – Ты же больна, Аля. Тебе надо лежать. – Он поставил фонарь на камни и переложил шпагу из руки в руку, лихорадочно соображая, что предпринять.

Аля заметила за его спиной глубокую нишу, где стоял длинный деревянный ящик с открытой крышкой, похожий на гробик. По ее телу прокатилась волна дрожи.

– Что это там…

Шубин загородил собой нишу с ящиком и вызывающе произнес:

– Меньше знаешь, крепче спишь!

– Скажи мне правду! – холодея от страха, взмолилась она. – Я постараюсь понять…

– Какая правда тебе нужна, Аля?

– Настоящая…

– Иногда лучше закрыть глаза и заткнуть уши, – изменился в лице Шубин. – Сейчас как раз такой случай. Ты же умная, тебе дважды повторять не надо. Представь, что у тебя жар и все это – горячечный бред.

– Это не бред…

– Тогда мне придется тебя убить, – с кривой улыбкой заявил он. – А я не хочу причинять тебе вред. Не вынуждай меня на крайнюю меру.

Земля разверзлась у Али под ногами, и она едва не лишилась чувств. Но устояла.

– Значит, так и есть… Ты убийца, Паша… жестокий и хладнокровный маньяк…

– Замолчи!

– Мне все равно, что ты со мной сделаешь…

Ренат свернул в туннель, откуда раздавались голоса, но подземная акустика обманула его. Голоса становились все глуше, и он повернул обратно.

Блуждая по туннелям, Ренат вышел в просторный сухой коридор и через четверть часа оказался на складе спортивного инвентаря. Кто-то забыл закрыть за собой проход в стене, и Ренат им воспользовался.

– Я попал в помещение фитнес-клуба, к гадалке не ходи…

Вот каким образом убийца попадает в подземелье! Травкин с Антоном проделали тот же путь, не сумели вернуться обратно и вышли наружу в другом месте. А могли бы не выйти…

Ренат наскоро осмотрел стеллажи с запакованными ящиками, набросанные на пол маты, поломанные тренажеры, которые очевидно ждали ремонта, и решил не искушать судьбу: выбираться наверх через раздевалку, как бы это ни было рискованно. Опять бродить кругами по туннелям, ну их к черту.

Ренат перевел дух, отряхнул паутину и подумал, что легко отделался. Застань он убийцу возле трупа, пришлось бы вступать с ним в схватку. А против Ру он бы не выстоял. Скорее всего, к телу погибшего молодого человека добавилось бы еще одно тело, уже постарше и одетое не в сшитые на заказ, а в обычные вещи.

* * *

Странное место для «кастинга» выбрал Фехтовальщик, и требования к претендентам были странные. Шить одежду, чтобы умереть в ней? Кому нужен этот дурацкий маскарад?

Сама картина боя вырисовывалась весьма смутно, хотя Ренат должен был бы прочувствовать энергетику и ход рокового поединка. Но нет! Пазлы не складывались в единое целое, не выстраивались в логическую линию.

«Как Фехтовальщик умудрился проскочить мимо меня? – недоумевал Ренат. – И почему не забрал шпагу погибшего, не перетащил тело, как делал это раньше?»

Не мешало бы проследить, кто и когда явится за трупом, да только занятие это хлопотное и неблагодарное. Торчать в подземелье с риском для жизни ради того, чтобы увидеть воочию Фехтовальщика?

– Обойдемся без этого, – пробормотал Ренат, поворачивая дверную ручку.

Замок щелкнул и поддался. Похоже, убийца надеялся вернуться обратно тем же путем, поэтому оставил двери незапертыми. Ждать его или уходить восвояси? Ждать или уходить?

Ренат склонялся к последнему. Час поздний, посетители давно разошлись, и он выскользнет из фитнес-клуба незамеченным. Камеры наблюдения липовые, а охранники ему не страшны. Они наверняка дрыхнут…

* * *

Лариса провела гостя в зал для медитаций, переоборудованный в приемную, села на диван и жестом указала ему на кресло.

– Чем тут у вас пахнет? – поморщился Варламов. – Сандал? Ненавижу этот запах.

Она пожала плечами, ожидая продолжения. Ее наряд состоял из домашних брюк и светлой блузы в горошек.

– Вы не спросите, почему я не дождался утра, чтобы поговорить?

– Нет. Зачем?

– Верно… Я сам обязан объясниться. Черт! У меня язык заплетается…

Решительность Варламова испарилась, едва он увидел Ларису и ощутил ее волнение. Неужели она тоже неравнодушна к нему? Он забыл, о чем собирался говорить.