На ступеньках крыльца кураж возвращается. Ди с неподдельной самоуверенностью стучит по косяку, а заслышав приближающиеся шаги, наклеивает на лицо широкую улыбку.

Медленно сдвигается засов. Щелчок, и дверь приоткрывается – только-только чтобы показать маленький, слезящийся, полный ужаса глаз.

– Утречка вам, э… – Ди не разберет пол человека за дверью. Помявшись, он повторяет: – Доброго утречка! Хотел спросить, не позволите мне глянуть ручей за вашим домом? Ночью бумажник в него обронил – боюсь, пьян был вдребезги, – его и унесло. Одну минутку, и ужасно извиняюсь за вторжение.

Водянистый глаз неотрывно глядит на него. Затем дергается вверх-вниз – возможно, это обозначает кивок, – и дверь захлопывается. Слышно, как задвигается засов.

– Ч-ч… – шипит Ди. – Вот так гостеприимство!

Спрыгнув с крыльца, он отходит к своему пикапу. Оглядывается на дом. Убедившись, что у окон никого, украдкой вытаскивает лопатку и кусок плотной холстины и шагает обратно.

«Господи, – думает он. – После их дельца на горе в этом городишке все чокнулись. И этот туда же. Вроде бы Болан чуть не каждый месяц поручал Циммерману кого-нибудь прикончить, и ничего – во всяком случае, ничего такого. Хотя обычно Циммерман убивал тех, кому и так положено помирать: нариков, нищебродов, мелких грабителей и тому подобное».

У ручья Ди вспоминает, зачем приехал. И понимает, как тупо прозвучала его байка про бумажник: русло совсем сухое. Впрочем, это сейчас и не важно. Спрыгнув на дно, он снимает темные очки и оглядывается по сторонам.

Вот в чем закавыка: Ди понятия не имеет, где копать. По идее, это может быть где угодно. В земле, надо понимать, а земли тут до хрена. И неизвестно, какой эта штука величины.

Закрыв глаза, он считает до десяти, поднимает веки. Ничего. Снова зажмурившись, считает до двадцати, открывает и видит…

Очень слабый намек на неестественный изгиб русла в одном месте. Как будто струю сбило в сторону, и она подтесала берег. Если не знать, что искать, не заметишь, но уж когда заметил, не потеряешь.

Ди подходит к излучине, запускает руку в карман и достает монетку. Он предпочитает десятицентовые, поскольку в них и меди больше, чем в пенни, и заметнее они. Вытянув вперед руку с зажатой между пальцев монеткой, он роняет ее.

Теоретически она должна была упасть прямо на землю. Но ничего подобного: на полпути монета отлетает вперед, словно ее ветром подхватило. Только никакого ветра в русле нет.

Ди отступает назад, прикрывает один глаз, протягивает руку с отставленным большим пальцем, как художник, прикидывающий пропорции пейзажа. Оценив направление, в котором отлетела монетка, он мысленно проводит линию к берегу.

– Бинго! – и принимается подкапывать берег лопаткой.

Очень скоро под лопатой слышится тонкий металлический звон. Ди наскребает лопаткой и отбрасывает землю. И тогда стена обрушивается, и из нее вываливается мелкий комок.

Комок маленький, но валится в русло с тяжелым стуком. Удар отдается даже в подошвах у Ди.

Тот морщится, ему вовсе не улыбается тащить сучью штуковину до машины.

Встав на колени, он обмахивает находку от земли. Открывается маленький кубик, вроде бы из очень темного, истертого металла. Не больше четырех дюймов по любой стороне, но что-то в этом кубике – например, как он притягивает взгляд, даже если смотришь совсем мимо, – наводит на мысль о его огромной тяжести. Такой огромной, что может прийти в голову, не сполз ли этот кусок металла с косогора соседнего участка, как раз склонившегося, если подумать, в эту сторону.

Ди, который все время, что не занят работой и девками, проводит на тренажере и с гантелями, – единственный из команды Болана в состоянии донести такую тяжесть. (Возможно. Или просто ему подкинули самую поганую работенку, думает Ди.) Для начала он в несколько слоев складывает холстину рядом с кубиком. Затем, достав из кармана пару толстых перчаток, натягивает их на руки. Перчатки такие толстые, что налезают с трудом: в них полагалось бы работать с сухим льдом – металлический кубик очень холодный. Ди уже замечает собравшийся на нем конденсат. Он повидал, как другие в подобных случаях срывали себе кожу до мяса, вот и осторожничает.

Присев на корточки, Ди расставляет ноги (вес берут ногами, а не спиной) и принимается перекатывать свою находку. Кубик удивительно тяжел – подается он неохотно. И судить о его весе по размеру никак не приходится: на одном таком, вчетверо меньше, он чуть задницу не надорвал.

Ди удается перекатить кубик на холст. Оглядев берега, он находит самый низкий участок. Потом, собрав края холстины в узел, зажимает его в руках и волочит к понижению.

Он не ошибся: вытащить эту дерьмовину из русла – адова работенка. Вот-вот пупок развяжется – Ди подозревает, что рано или поздно наживет на этой работе грыжу, но пока что ему везло, и авось не сегодня.

Чтобы протащить кубик на полсотни ярдов, уходит без малого двадцать минут. Хуже всего – это всегда хуже всего, – когда приходится рывком вздернуть и завалить груз на днище кузова. Просил он Болана достать гидравлический подъемник – вроде тех, каким подсаживают в автобусы инвалидов, – но босс, мягко говоря, не одобрил.

Утерев заливающий глаза пот, Ди захлопывает дверь фургона. Вскрывает бутылку воды и половину заливает в себя. Потом поворачивается на север, к столовой горе.

Вздохнув, он облокачивается на борт пикапа. Лаборатория большая. Всегда оказывается больше, чем помнится. А он весь в поту и… – он бросает быстрый взгляд, – сапоги уже снова пропылились.

Ди снова смотрит в список.

– Точно не знаешь? – сердится он. – Весь день потрачу!

Лучше начинать не откладывая. Босс Болана – тот шпик в шляпе – ждать не любит. Ди с этим типом не разговаривал, даже не видал его, но наслышался довольно. А это дело по добыче кубиков, похоже, для него главное. Ди рассказывали, что шпик толковал Болану и Циммерману, мол, они давным-давно ищут один такой, мать всей этой чертовщины, высотой пару футов и шириной в два. Ди бледнеет от одной мысли тащить такой и от души рад, что до сих пор его не нашел.

Он надеется, что и на горе его ждет не та мать. Лучше он выкопает сотню ублюдков из ручьев, чем иметь дело с таким.

До плато ехать долго. И ожидавшейся от поездки радости Ди не ощущает. Эти места всегда казались ему странными, вроде как растянутыми. В довершение всех странностей Ди готов поклясться, что в одном месте за сосной мелькает крутая красная тачка. Но это уж совсем глупо, даже для Ди.

Дверь из тусклого металла раскрашена в желтую полоску, как жилет дорожного рабочего. Светящиеся желтым полосы тянутся наискосок от правого верхнего угла к нижнему левому. Выцветшие желтые буквы из баллончика гласят: «Осторожно», но чего следует остерегаться, не объясняют. В общем-то дверь невелика: примерно семи футов в высоту и трех в ширину и примерно на фут заглублена в скалистый бок горы с помощью неизвестной Моне строительной техники.