****

Тело содрогалось от мук, вызываемых спазмами боли. Свет от ламп слепил глаза и все плыло. Как здесь душно, воздуха совсем нет. Пахло эфиром и нагаром свеч. Люди вокруг были озабочены и что-то все время повторяли: «Будьте здесь…, не так лежит…, она не выдержит…, очнитесь, дышите…»

И снова боль, невыносимая… Когда это кончиться, лучше бы кончилось.

Это конец, нет, невозможно преодолеть, … свет.

Что за звук, нет крик… крик ребенка – он жив!

Дыхание! Почему так трудно дышать, она не может дышать?!

Дышать, только бы вдохнуть, нет…

Нет, нет… не выходит…

Джулия резко встала на кровати.

Вдох, еще вдох. Это было на самом деле? Сердце колотилось, слабость разлилась по телу, руки и ноги онемели.

Она быстро огляделась: за окном все еще была глубокая ночь, рядом тихо на животе спал муж.

Да, Бренсон все еще рядом. Это не сон, в отличие от кошмара, пережитого только что.

Снова этот сон, выдохнув в отчаянии, подумала она. Сколько еще ее будут мучить эти кошмары?

Она откинулась на подушки, нечаянно задев мужа. Он сонливо пошевелился и привстал на локти. Пару секунд он смотрел на жену, видимо не сразу поняв почему она здесь. Привычным это не назовешь.

– Что случилось? – с необычной заботой в голосе поинтересовался Бренсон, частично скинув сон. – Почему ты не спишь?

– Ничего, просто опять кошмар приснился.

– Опять? – протерев глаза, переспросил муж. – Какого рода?

– Это не важно…

– Нет важно, говори. Все равно я уже проснулся, да и выглядишь ты взволнованной.

– Это глупо…

– Я не буду смеяться, честно. Что тебя мучит? Сняться роды?

Джулия удивленно на него взглянула.

– Да? А как ты догадался?

– Это не сложно. Все женщины их бояться («и мужчины тоже», – добавил он про себя), но в большинстве случаев страхи не оправдываются.

– Но мне постоянно сниться, что я умираю. Наша мать едва не умерла при родах, она много раз рассказывала нам про пережитое. Наверное, я просто слишком восприимчива. Я знаю это глупо…

– Нет не глупо, – серьезно глянув на нее, возразил муж. – Вашей матери не следовало передавать вам свои страхи, обычно все про это помалкивают, чтоб не пугать молодых девушек, которым предстоит пройти это испытание. Однако она едва ли похожа на других. Ты поэтому такая грустная все время и не ешь ничего?

– Да, по большей мере, – неохотно ответила Джулия, удивляясь его проницательности и заботе.

– Тебе следовало мне сказать…

– Но мы не разговаривали…

Бренсон улыбнулся.

– И то, правда. Значит, мы исправим это. Я хочу, чтоб ты знала, что я буду рядом, и не дам случиться ничему плохому. Мы начинали это вместе и вместе поможем родиться маленькому Ричарду Уэлсэру.

Джулия понимала, насколько нелепо это звучит. Мужчину и близко не пустят в родильную комнату, если он не врач. А все прочее в руках Господа. И все же слова мужа, и его искреннее желание ее утешить помогли. Раньше, кроме горничной Аннет, никто ее не утешал, как же приятно понимать, что кому–то не все равно.

– Ты думаешь – это будет мальчик?

– Ну да, а то придется еще трудиться, чтоб появился наследник, – склонившись и игриво поцеловав живот жены, ответил Бренсон.

Джулия улыбнулась, было приятно вот так просто быть рядом.

– Ну, может я не буду возражать… Бренсон…

– Что?

Он не видел, но отчетливо чувствовал ее смущение.

– Люби меня, как муж любит жену… – ей было очень стыдно за себя, но здесь во мраке ночи ей сильно захотелось быть ближе к нему, настолько, насколько это возможно. Лишь в его объятьях она чувствовала себя счастливой, и хотелось еще раз это испытать.

Дважды просить не было нужды

– Корюсь, – целуя ее, промычал Бренсон, – твоя сорочка совсем мокрая, давай ее снимем.

И через мгновение, мягкое, нежное тело жены было в его объятиях. Она охотно шла ему навстречу. Ее животик уже был заметен, сгладив линию талии, но его это не смущало. Он осторожно и неспешно ласкал ее. Совсем не так, как в прошлый раз. В этот раз, без гнева и обид оба чувствовали сладкую негу и предавались любви ласково и медленно.

Когда Джулия, удовлетворенная и слегка утомленная, уснула в объятиях мужа, никакие страхи больше ее не терзали. Теперь она знала, если у них все наладиться, она сможет все преодолеть. Может даже он снова ее полюбит?

Бренсон проснулся первый и долго смотрел на свою, спящую и прекрасную, молодую жену. Он был счастлив. Ее тонкие кисти покоились у него на плече, тихое дыхание вздымало прекрасную, налитую грудь, а простынь прикрывала только половину ягодиц. Все это так и просилось на полотно художника, но единственным, кто мог узреть этот шедевр на белом атласе – был муж. И был несказанно этому рад.

Оставалось только одно обстоятельство для полного его счастья. Он хотел услышать от нее слова любви. Нет, мстить он больше ей не собирался, но все же намеревался задать ей вопрос.

Джулия открыла глаза, и первое что увидела его счастливую улыбку. Это было словно продолжения сна, очень хорошего сна. Она тоже улыбнулась и тут же их уста слились в поцелуе.

– Я никогда тобой не наслажусь.

– Это взаимно, – промурлыкала жена в ответ, чувствуя всем телом его на себе.

– Я снова хочу тебя.

– Я твоя, – ответила она.

– Знаю, – целуя ее улыбку, ответил Бренсон, – но боюсь, как бы мы не навредили малышу.

Джулия покраснела, она совсем забыла, что в положении. С ним она забывала все.

– Ты прав, но пока я не чувствую никакого дискомфорта.

– Думаю, он еще пока очень маленький и все же я должен тебя беречь.

– Это так непривычно, – тихо шепнула Джулия.

– Что именно?

– Что кто–то хочет меня беречь…

Бренсон еще раз отругал себя внутри за все эти месяцы неразберихи, когда она должна была быть одна, вместо того, чтоб быть любимой им.

– Я все исправлю. Я обещаю, я…

– Ч-ш-ш, – Джулия обеими руками обхватила его лицо и поцеловала нежно–нежно. – Больше ничего не говори. Я люблю тебя и больше никогда не послушаю других, что бы мне ни говорили.

Бренсон почувствовал, как сердце радостно сжалось, она сказала, и он даже не просил.

– Повтори.

– Что?

–Что любишь меня.

Джулия еще раз его поцеловала.