– Да вроде мы никого особо злого не встречали.

– Они таятся до поры до времени, пока не вычислят нужную жертву. Видели, как народ из деревни бежит? На нашей улице половина домов пустуют! Аленьсьевы в том году уехали: личина в их отца вселилась. Они терпели его, терпели – свой же, не бросишь же. А потом не выдержали и уехали. А он за ними. Надеюсь, всё-таки не догнал.

– А если догонит?

– По-разному. Смотря чья конкретно душа. Если, положим, убийцы, то я им не завидую. А если воришки какого-нибудь или пьяницы…

– Удобно! – говорю. – Значит, в меня вселилась личина двоечницы.

– Не шути так, городская. У нас тут одна шутила-шутила, а потом её муж пришёл домой, когда её не было, и обоих детей убил. Да так спрятал, что до сих пор ищут.

– А сам?

– В бега ударился.

– А что за личина, – спрашиваю, – ночью шумела на вашей половине? Как будто рубанком по стене!

– Не говори так! Это не личина, это домовой. Хозяин вернулся, он радуется. – Старик поднял нож за лезвие и назидательно потряс перед моим носом: – Так не оставляй, особенно на ночь. Домовой такого не любит.

– Почему? Сто раз оставляла, и ничего.

– То в городе. А здесь место нечистое. И домовому надо бороться с нечистью всю ночь.

– С личинами?

– Нет. С жильцами. Это мелкие паразиты, которые норовят напакостить, и домовой с ними борется. А как бороться, когда ты сама жильцам оставляешь оружие? Ему и так тяжело, а вы его ещё злите. У кого посуда не мыта? – Этот чокнутый старик выговаривал мне как маленькой, но почему-то было стыдно. Я подумала, что сегодня он куда болтливее, чем вчера, и у нас уже не один портрет Льва Толстого, а два. Один – угрюмый, молчаливый – предпочитает жить в лесу и стучит в стену, если соседи шепчутся. А другой – болтливый – входит без стука, Гарика вон столярничать учит… Как два антагониста могут уживаться в одном человеке?

– Мы ещё не дозавтракали. Давайте с нами?

* * *

Пока ели, старик успел прочесть целую лекцию по техникам задабривания домового. Иногда я ловила себя на том, что верю в его рассказы, но ненадолго. У Саныча, по крайней мере у этой, общительной версии, определённо поехала кукуха от жизни на улице. Лишь бы он был не опасен. А может, домой отсюда, а? Гарик ещё маленький, будет неправильно развиваться.

Я потихоньку поглядывала на Алису: та невозмутимо жевала и кивала с умным видом, пока старик расписывал про домового. Она бы ещё тетрадку взяла конспектировать!

Гарик задавал глупые вопросы, но Саныч подробно отвечал, чем только дополнял клиническую картину.

– А как выглядит домовой? Вы его видели?

– Видел, как же. Он маленький, с кошку, и почти такой же волосатый.

– А как он одет?

– Обыкновенно. Штаны, рубаха…

Неизвестно, сколько бы мы ещё слушали этот бред, но пришла тётя Надя (Авоська из магазина, она же «местный врач, чуть что – сразу ко мне») и нас спасла. Она постучалась, шумно процокала каблуками на кухню, обняла нашего безумного старика и вручила ему тортик:

– Наконец-то выбралась. Ты как, Саныч?

– С молодёжью беседую. Думаю, не вывести ли их по ягоды. С болотником познакомлю.

– Я не хочу знакомиться с болотником! – пискнул Гарик и побежал ставить чайник.

Наверное, это был самый длинный завтрак в моей жизни. Эти двое болтали как старые приятели, мы сидели ковыряли торт и не знали, куда себя деть. Потом пошёл дождь, и старик побежал на улицу спасать какие-то свои деревяшки. Мне только не понравилось, что он притащил их на нашу половину. Но как-то неудобно было делать замечание. Я ж не чокнутая! Ну, доски и доски, ну и пусть себе стоят. Я не боюсь досок – ещё чего!

Спать мы легли поздно: чокнутый старик заставил вычистить весь дом, чтобы задобрить своего домового. Я в жизни не вытерла столько пыли, как в тот день! Она была везде: на потолке, на шкафах, а уж на печке! Ещё я разогнала кучу пауков в крапинку и одного прибила, за что получила неслабый нагоняй. Саныч как увидел – в лице переменился, даже покраснел:

– С ума сошла, городская?! Сорок лет несчастий! Сорок лет, сорок… – Он повторил это «сорок» раз сто, потом заставил меня вынести то, что осталось от паука, на улицу – да не просто на улицу, а на перекрёсток. Прикопать, плеснуть святой воды (это добро у него стояло по всей половине дома в пятилитровых бутылках), сказать уже забыла что (он записал на бумажке), дунуть-плюнуть, перекреститься…

Честно говоря, я почти потеряла терпение с этим паучьим ритуалом, но ругаться уже просто не было сил. Мы вылизали свои полдома, даже окна вымыли, и, наверное, ближе к полуночи рухнули спать. Перед этим я специально, вот из вредности, достала самый огромный нож и положила на стол.

– Зачем?

– Затем, что это всё чушь. Я с ума сойду с этими домовыми ритуалами. Куда ты меня привезла, Алиса?!

– Деревня Берёзово, бывшая Сосновка…

– Хорошо переименовали!

– Основана не помню в каком году, не помню кем, но здесь заготавливали лес…

– И делали гробы!

– Да, похоже, наш старик ещё из тех… – Деревяшки, которые он так и оставил на нашей половине, подозрительно напоминали гроб. Вообще ящик и ящик, только очень высокий, вытянутый и восьмиугольный. И недоделанный: с одной стороны борта не хватало.

Я уже сняла линзы, но всё равно видела пятна белых досок, стоящих в тёмной прихожей. Чего он их к себе не перетащил, на метр дальше?

* * *

Ночью никакой шум мне не мешал, а всё равно спала я плохо. Всё казалось, что кто-то ходит, скрипит половицами и тяжело дышит. Но когда я открывала глаза, всё стихало. Только доски эти белели в темноте как бельмо. В конце концов я сбесилась, встала и закрыла дверь в прихожую, чтобы не видеть.

А утром меня разбудили Алисины вопли:

– Танк, если это шутка, то несмешная!

Я села на кровати и стала нашаривать линзы, попутно соображая, что такого я нашутила вчера вечером. В голову ничего не шло, а Алиса всё вопила:

– Ты хочешь, чтобы я тут свихнулась и начала ловить домовых по углам веником?! Не смешно, Тань!

Я наконец-то надела линзы. Алиса стояла у двери, отделяющей комнату от прихожей, и пыталась вытащить из стены воткнутый по рукоятку нож. Я сперва подбежала помочь, а уж потом стала соображать, что вообще происходит. Нож сидел прочно, не поддавался, я стала расшатывать. Воткнут он был со стороны прихожей на высоте человеческого роста. И да: это был тот нож, который я демонстративно оставила вчера.

– Ты будешь оправдываться, или мне дальше орать в пустоту как дуре?

– Это не я, Алис.

– А кто?! – Мы синхронно взглянули в сторону шторки Гарика и пришли к одному выводу: