скажу больше. А пока, извините, все! И да, мне довольно часто прежде доводилось иметь дело со старыми монетами — их хранят в кубышках, а порой находят тут в земле и обычно несут ко мне. Но такие — лично я вижу в первый раз!

— Хорошо. Завтра утром я зайду к вам.

— Ценю ваше доверие, граф!

* * *

Ночь пушистой шалью опустилась на приморское княжество. Тонкий месяц золотым корабликом плыл по отражению небес на морской зыби. В это время набережная пустела. Гости, которые прибыли в эти земли взглянуть, как мечется по кругу шарик, и раздумывали, что предпочесть — красное, черное, или зеленое, будто заливной луг, зеро, — к этому часу заполняли залы казино. Те, кто приехал взглянуть в глаза бездушным королям и искать благосклонности нарисованных дам, уже окружили столы, и до самого утра их оттуда было не оттащить даже портовым буксиром. Те же, кому радости игры были недоступны или не интересны, уже видели третий сон, а некоторые даже четвертый.

Тарло спускался по широкой мраморной лестнице к морю, вспоминая, как совсем недавно, подобно чудесному видению, парила над этими ступенями госпожа Иризи. Стоило бы уже отпустить это воспоминание, спрятать в самый дальний ящик, как прячут в сейф успешно закрытое дело, но образ воплощенной Изиды не шел из головы. Задумавшись, он погладил серебряную бутоньерку с тонкими, чудесной работы эмалевыми ландышами — память о ранившей его душу красавице. «Давно пора забыть…» — убеждал он себя.

— Простите месье, вы не подскажете, который час? — послышалось совсем рядом.

Владимир поднял глаза. Перед ним в ярком свете электрических фонарей стоял молодой человек весьма приятной наружности, худощавый, не слишком высокий, с внешностью, которую никто не назвал бы иначе, как аристократической. Одет он был скорее опрятно, чем изыскано, но костюм его некогда явно стоил немалых денег.

«Проигравшийся? — глядя на незнакомца, подумал Тарло. — Бродит здесь в ожидании утреннего поезда?»

— Одиннадцать с четвертью, — взглянув на брегет, ответил он и вдруг замер, глядя на лацкан темно-синего фрака молодого человека. Там красовалась серебряная бутоньерка с ландышами. Совсем не такая, как у самого Тарло, но все же это были ландыши!

Минуту он не сводил глаз с юноши. Под долгим взглядом тот смутился, начал приглаживать волосы и теребить уголок плохо накрахмаленного воротника. Забавная догадка мелькнула в голове сотрудника тайной службы. Он вдруг захохотал, юноша чуть обижено захлопал синими глазами, а потом, невесть чему и сам рассмеялся.

— Г-граф?! — наконец сквозь смех выдавил Тарло.

— Да-да! Это я! — радостно закивал незнакомец — Граф Матье де Шатийон де Бутвиль… Впрочем, к чему вся эта мишура? Вы тот, кто должен меня здесь встретить? Простите, я заставил вас ждать…

— Нет, — покачал головой Тарло.

— А кто же вы тогда? И откуда знаете мой титул? Я обычно не пользуюсь им…

— Извините и вы, я не представился, граф Владимир Тарло, — едва подавив улыбку, ответил тот. — Вы должны были приехать несколько часов назад?

— Да, — удивленно кивнул де Шатийон. — Вам и это известно?! Я ничего не понимаю!

— Некто пришел на набережную, чтобы вручить пакет с деньгами вам, но перепутал, верно, из-за этой бутоньерки и титула, и вручил его мне. Буду рад исправить его ошибку. Я, признаться, весь нынешний вечер гадал, кто и для чего сунул мне эти деньги.

— О, Святая Мария! Сам Всевышний послал мне вас в этот час! Я опоздал на поезд… Ну, то есть как опоздал… проспал. Я отвратительно переношу морские плаванья. У меня ужасная морская болезнь. В Ницце, едва добравшись до отеля, рухнул в кровать и проспал двенадцать часов. А когда проснулся, выяснил, что поезд уже три часа, как ушел, денег на наем экипажа нет, и очень хочется есть. Пришлось заложить часы.

По приезде я пошел во дворец, но меня не впустили, сказали, что тетушка уже спит, велели приходить утром… Человек, который привез мне деньги, как выясняется, уже сделал свое дело и, верно, отбыл в неведомом направлении. Если бы не вы… я уж думал, не пойти ли в ресторан, чтобы в обмен на портрет добыть себе ужин.

— Дорогой граф, идемте, я отдам вам деньги, а заодно мы с вами поедим. По дороге расскажете, что это за история с дворцом и вашей тетушкой, и чей портрет вы собрались продавать?

— История совсем недолгая. Тетушка… Да, ее высочество принцесса — родня мне по линии Монморанси. А портрет… — де Шатийон гордо расправил плечи. — Я художник! И, без ложной скромности, весьма неплохой, так что на ужин бы заработал.

— План хорош. Но ужином я вас и так накормлю. Ночевать, как я понимаю, вам тоже негде?

— Я рассчитывал, что тетушка позаботится предоставить мне ночлег.

— В любом случае, это уже утром. Пока заночуете у меня.

* * *

Завидев на пороге высокого гостя, Самсон Абрахам приподнялся и погладил ладонью окладистую бороду.

— Рад, что нынче утром вы такой же живой, как вчера вечером!

— Не совсем понимаю, что означает ваше приветствие, но тоже рад видеть вас в добром здравии, — ответил Тарло. — Можете ли сказать что-нибудь интересное по поводу ауреуса?

— Вы знаете, я могу сказать о нем столько интересного, что мне даже самому интересно, сколько! Скажите, вы хорошо представляете, что это были за монеты?

Тарло пожал плечами:

— Римские золотые монеты. Уж не помню точно, какая часть золотого фунта или, как они называли, либра.

— Замечательные познания, — кивнул ювелир. — Они делают вам честь. Но давайте я расскажу вам еще немножко. Ауреусы в Риме были редкими монетами во все времена. При императорах особенно. Но это были не только деньги, хотя в них предпочитали держать накопления. Это были еще и воинские награды.

— Все сходится. Неизвестный, нашедший монету, и говорил, что они были спрятаны в шлеме легионера. А тот, вероятно, похитил золото из военной казны Максимина Фракийца.

— Может, и так — ни вас, ни меня там не было. Однако смею заметить, что этот самый император был убит совсем не здесь, а в Аквилее — это неподалеку от Венеции. Этому легионеру со шлемом, полным золота, пришлось-таки проделать немалый путь!

— Забавно, — ухмыльнулся граф.

— Забавно? О нет, это лишь странно. Забавно другое. Поскольку, как я уже сказал, ауреусы служили военными наградами, императоры пускали на их отливку золото, добытое в походах. А это, чтобы вам было понятно, ювелирное золото. Вы, конечно, знаете, что само по себе чистое золото высокой пробы — металл очень мягкий. Так что ювелиры использовали смесь золота с серебром. В Риме такой сплав