— «Да могу ли я положиться на кого-нибудь кроме тебя?» — спросил смущенно Саид. — «Ведь меня убьют доро́гой».

— «Этого не посмеют. Я возьму с них клятву: ее никто еще в пустыне не нарушал», — отвечал спокойно Селим.

Несколько дней спустя Селим сдержал свое слово. Он оделил юношу одеждою, оружием, подарил ему коня, собрал все племя, выбрал пятерых людей, заставил их поклясться страшною клятвою, что не убьют юношу, и со слезами отпустил Саида.

Пять всадников угрюмо ехали по пустыне и Саид чувствовал, насколько неохотно исполняют они возложенное на них поручение. Его немало заботило и то обстоятельство, что двое из них присутствовали при том бою, когда он убил Альмансора. Когда они отъехали часов на восемь пути, Саид услышал, что арабы о чем-то перешептываются и заметил, что лица их еще мрачнее обыкновенного. Он стал вслушиваться. Говорили они на особом наречии, в ходу у этого племени при всякого рода таинственных или опасных предприятиях. Саиду наречие это было несколько знакомо. Селим, мечтавший навсегда оставить при себе юношу, нередко целыми часами обучал его таинственным словам, и вот что теперь услышал Саид:

— «Вот то место», — говорил один, — «тут мы напали на караван и тут пал храбрейший из наших от руки мальчишки».

— «Ветер разметал следы его коня», — вставил другой, — «но я не забыл его».

— «И на наш стыд продолжает жить и пользоваться свободою тот, кто поднял на него руку? Когда же слыхано, чтоб отец не мстил за смерть единственного сына?»

— «Но Селим стареет и впадает в детство».

— «А раз отец об мести не заботится», — вступился четвертый, — «друзья должны вступиться за убитого. Вот тут на этом месте надо его прикончить. Так водится и водилось испокон веков».

— «Но мы клялись старику», — воскликнул пятый, — «мы не имеем права убивать его; клятва не может быть нарушена».

— «Правда», — согласились остальные, — «мы клялись, и убийца безнаказанно ускользнет из наших рук».

— «Стой», — воскликнул один, самый мрачный из всех. — «Селим умен, да не так умен, как полагают: ведь мы ему не клялись, что доставим малого туда или сюда? Нет, он взял с нас клятву не убивать его, ну мы и пощадим его жизнь. Предоставим месть палящему зною и острому зубу шакала. Вот тут свяжем его и оставим». Саид не дал ему договорить; он уже был наготове, рванул коня в сторону, поднял его в галоп и стрелою помчался по равнине. На минуту разбойники растерялись, но, привычные к подобным преследованиям, быстро разделились, помчались справа и слева, а так как они лучше беглеца были знакомы с ездою по пустыне, они скоро нагнали его. Он бросился в сторону, но там встретил еще двух и пятого с тыла. Клятва препятствовала им пустить в ход оружие; они арканом стащили его с лошади, связали его по рукам и по ногам, и бросили среди дороги на раскаленный песок.

Саид молил сжалиться над ним, обещал крупный выкуп, но они с хохотом взмахнули на коней и исчезли. Еще несколько секунд слышал он легкий топот их коней, потом все смолкло: он был один среди знойной равнины. Саид с отчаянием вспомнил о своем отце. Не подозревал старик, что единственный сын его мученически кончает жизнь среди раскаленного песка под голодною пастью шакала! Спасения юноша уже не ждал. Солнце нестерпимо жгло ему голову; с бесконечным трудом ему удалось перевернуться, но облегчение было не велико. При этом усилии свисток на цепочке выпал у него на песок; Саид кое-как дотянулся до него губами, но даже в таком отчаянном положении свисток не издал ни звука.

В отчаянии он откинул голову назад и скоро потерял сознание от зноя.

Нисколько часов спустя Саид очнулся, услышав шорох над собою; кто-то схватил его за плечо.

Он дико вскрикнул, воображая, что шакал собирается растерзать его. Кто-то подхватил его под ноги; тут уже он почувствовал, что это не когти хищного животного, а руки человека. Незнакомец заботливо возился около него, а двое и трое других тихо разговаривали. «Он жив», — шептали они, — «только принимает нас за врагов».

Наконец, Саид открыл глаза и увидел над собою улыбающееся лицо толстого человечка с маленькими глазами и огромною бородою. Он ласково заговорил с ним, помог ему сесть, накормил и напоил его. Саид узнал, что спаситель его купец из Багдада, что зовут его Калум-Бек и что он торгует шалями и покрывалами для женщин. Он возвращался из торгового путешествия и нашел его замертво лежащим на песке. Роскошная одежда Саида и сверкающая рукоятка кинжала обратили его внимание; он всячески старался привести его в чувство и, хвала Пророку, это удалось ему. Юноша от души благодарил купца за спасение; он чувствовал, что погиб бы непременно без участия этого человека. Он с благодарностью принял предложенное ему место на одном из верблюдов каравана; у него не было ни сил, ни средств самому выбраться из пустыни, да и немного бы он выдержал пешком. Решено было, что он отправится с Калум-Беком в Багдад, а там присоединится к какому-нибудь каравану в Бальсору.

Дорогою купец много рассказывал Саиду о великом повелителе Багдада мудром калифе Гарун-аль-Рашиде. Он говорил о его любви к правосудию, о его проницательности; как он умело и просто распутывал самые сложные дела, разбирал самые невероятные тяжбы. «Повелитель наш», — продолжал купец, — «совсем необыкновенный человек. Если вы воображаете, что он спит как все люди, вы жестоко ошибаетесь: может, каких нибудь два три часа перед рассветом. Мне это известно через Мессура, первого каммерария калифа. Он мне двоюродный брат и, знаете, хоть он молчалив как могила в том, что касается тайн господина, но все же по родству прорывается иногда кое-что. Так вот, вместо того, чтобы спать, калиф ночью блуждает по улицам Багдада и редко неделя проходит, чтобы он не натолкнулся на какое-нибудь необычайное приключение.