ринулся вперед с копьем в руке и всею силою всадил его в грудь ближайшему арабу. Тот покачнулся и упал с коня.

— «О Аллах, Аллах, что ты наделал!» — крикнул старик. — «Теперь мы все погибли!» И он не ошибся. Как только остальные увидели падение того араба, они подняли страшный крик и с такою яростью врезались в ряды осажденных, что скоро одолели немногих оставшихся в целости людей. Саид оказался окруженным пятью или шестью людьми.

Он так искусно действовал копьем, что никто не осмеливался приблизиться к нему. Наконец, один остановился, натянул лук и уже собирался спустить тетиву, но другой подал ему знак. Юноша приготовился уже к нападению, как вдруг, прежде чем он успел заметить, один из арабов накинул ему на голову петлю. Как он ни старался разорвать веревку, петля все сильнее стягивалась вкруг его плеч. Саид был захвачен в плен.

Караван был разбит и оставшихся в живых забрали в плен; арабы — они не все принадлежали к одному племени — поделили добычу и людей и направились одни к югу, другие на восток. Рядом с Саидом ехало четверо вооруженных всадников; они злобно поглядывали на него и время от времени посылали ему проклятия; он сообразил, что вероятно убитый был кто нибудь из их знати или может из их князей. Рабство, ожидавшее его, казалось ему гораздо хуже смерти, и он радовался, что навлек на себя гнев всей шайки и что потому его непременно казнят в лагере. Всадники следили за каждым его движением и, каждый раз, как он оглядывался, угрожали ему копьями. Он успел, однако, заметить, что старик, спутник его, едет тут же; а он уже считал его погибшим.

Наконец, вдали показались деревья и палатки; когда же они подъехали ближе, к ним навстречу высыпала целая толпа женщин и детей. Не успели они обменяться несколькими словами с разбойниками, как страшный вопль огласил воздух и вся толпа с проклятиями и поднятыми кулаками обступила Саида. «Вот он!» — кричали все, — «вот тот, кто убил великого Альмансора, храбрейшего из смертных. Смерть ему! Бросим мясо его на съедение шакалам». Они так страшно наступали на Саида с камнями, комьями земли и дубинами, что разбойники едва успевали оборонять его. «Прочь, ребята, прочь, женщины!» — кричали они, разгоняя копьями толпу: — «он убил Альмансора в бою и должен умереть, но не от руки женщины, а от кинжала храброго воина».

Они остановились на небольшой поляне среди палаток. Пленных связали по двое и по трое; добычу убрали в палатки, а Саида повели к большой палатке несколько в стороне от других. Там сидел пожилой, богато одетый человек. Суровый, гордый вид его сразу указывал, что он глава племени. Арабы, сопровождавшие Саида, встали перед ним и печально поникли головами. «Вопли женщин уже сказали мне все», — сказал величественный старик, поочередно оглядывая присутствующих; «ваши взоры подтверждают это — Альмансор погиб».

— «Альмансор погиб», — печально отвечали люди, — «а вот, Селим, повелитель пустыни, вот его убийца. Мы привели его к тебе на суд. Какою смертью должен он умереть? Поразить ли его издали стрелами, прогнать его сквозь ряды копий, или вздернуть на веревку, или привязать к конскому хвосту?»

— «Кто ты такой?» — спросил Селим, мрачно глядя на пленника. Тот спокойно ждал смерти и ни одна черта его не дрогнула.

Саид просто и чистосердечно ответил на вопрос.

— «Убил ли ты моего сына вероломным путем? Пронзил ли его сзади копьем или поразил стрелою издали?»

— «Нет», — отвечал Саид. — «Я убил его в честном бою, защищая товарищей. Убил его грудь к груди за то, что он на моих глазах убил до восьми из наших».

— «Так ли было дело?» — снова спросил Селим у сопровождавших.

— «Да, господин. Он убил Альмансора в открытом бою», — был ответ.

— «Так он сделал ни больше, ни меньше, чем каждый из нас сделал бы, — возразил Селим. — Он убил врага, покушавшегося на его жизнь и свободу. Освободите его».

Мужчины удивленно переглянулись и нехотя принялись исполнять приказание. «Так убийца сына твоего, храброго Альмансора, лучшего из наших воинов, не умрет?» — спросил один, сверкая глазами. — «Жаль, что мы не убили его на месте».

— «Он должен жить», — крикнул Селим, — «я беру его себе, как справедливую часть добычи. Он будет моим рабом».

Саид не знал как благодарить великодушного старика. Мужчины сердито удалились из палатки. Когда женщины и дети, ожидавшие у входа палатки, узнали о решении Селима, они громко завопили и поклялись отмстить смерть Альмансора, хотя бы сам отец отказался от кровавой мести.

Остальных пленных поделили между членами шайки; одних отпустили, чтоб требовать выкупа от родственников наиболее богатых, а других поставили пастухами к стадам и заставили нести всякие тяжелые домашние работы. Саиду досталась иная доля. Смелый ли, воинственный вид его пленил старца или не обошлось тут без влияния благодетельной феи? Только Саид жил скорее как сын, а не как слуга, в палатке грозного вождя. Непонятное расположение к нему старика возбуждало, однако, ненависть других слуг. Всюду встречал он лишь враждебные взгляды, а если шел один по лагерю, нередко слышал он за собою проклятия и бранные слова, даже не раз жужжали вкруг него стрелы, очевидно, предназначенные ему. Если ни одна из них в цель не попала, это объяснялось лишь невидимым заступничеством могучей покровительницы или таинственной силой серебряного свистка, с которым он не расставался. Саид часто жаловался Селиму на такие покушения на его жизнь, но тот никак не мог найти зачинщиков, так как все племя было против чужеземца. Тогда Селим решился отпустить его: «Я надеялся», — сказал он Саиду, — «что ты заменишь мне сына. Ни ты, ни я неповинны, что это оказалось невозможным. Все озлоблены против тебя и я не в силах тебя оградить. Да и что пользы для нас, если тебя убьют из-за угла, а затем виновных привлекут к ответу? Лучше, когда вернутся люди с набега, я скажу, что отец твой прислал выкуп, и отпущу тебя с верными людьми».