нефтяное поле. Я встретил его на месте. Это было эффектное зрелище – богатый вельможа с роскошной свитой, над которой развевался на ветру огромный пурпурный штандарт областного начальника. Даже император, наверное, не мог бы появиться более торжественно и величественно.

Барон оказался типичным петербургским салонным генералом и гвардейским офицером, которому Господь Бог дал высокий чин, но не дал ума. Осмотрев все наше хозяйство, включая и пожарное депо с маленьким пожарным насосом, он гнусавым тоном петербургского гвардейского офицера задал мне классический вопрос: почему мы не тушим пожар с помощью пожарного насоса?

Итак, фонтан иссяк, вышка и подъемная машина сгорели, скважина загублена мощным извержением, выплаты по возмещению ущерба всем пострадавшим произведены.

Вместо того чтобы стать богатым источником доходов для синдиката, фонтан обошелся ему в 17 000 рублей.

Этот печальный итог был связан с радикальным падением местных цен на сырую нефть в октябре 1902 года. Производство сырой нефти в этом регионе значительно выросло, и сразу стал остро ощутим недостаток возможностей ее переработки. Там до этих пор было всего два нефтеперерабатывающих завода: компании Ахвердова и Владикавказской железной дороги. Оба они широко пользовались своей монополией на покупку сырой нефти и платили ее поставщикам всего по семь копеек за пуд, то есть цену, которая оправдывала себя лишь при наличии фонтана, но не покрывала затраты при добыче нефти обычным способом: тартанием428.

Цены на нефтепродукты – осветительное масло и жидкое топливо – были, напротив, вполне удовлетворительными, в то время как тяжелый бензин приходилось просто сжигать под котлами, не находя ему лучшего применения. Я тогда на собственной шкуре узнал, что нефтедобывающему предприятию, чтобы не стать жертвой односторонней конъюнктуры, необходим собственный нефтеперерабатывающий завод.

Печальный финал нашего фонтана тем не менее дал один положительный результат: он раскрыл истинные масштабы нефтяного богатства этого участка. Поэтому я весной 1903 года приступил к строительству нефтеперерабатывающего завода в Грозном и одновременно расширил будущую нефтяную базу нашего предприятия приобретением еще одной концессии – на участок Кузьмина, расположенный дальше на запад, который впоследствии оказался ценнейшим нефтеносным полем.

Чтобы решить эти две задачи, синдикату требовались новые средства. Я нашел их в Дойче банке (Берлин)429.

После успешной реализации всех этих проектов синдикат «Казбек» в 1910 году был продан компании «Ройял датч».

64. Прощание с Баку

По-прежнему курсируя между Баку и Грозным и время от времени совершая поездки в Европу, я продолжал заниматься синдикатом «Казбек». И вот во время моего визита в Дойче банк в Берлине весной 1904 года руководство банка сделало мне в высшей мере неожиданное предложение.

Купив в 1903 году румынский нефтеперерабатывающий завод «Стяуа романа»430 и намереваясь вложить большие средства в расширение и развитие этого предприятия, Дойче банк предложил мне пост генерального директора завода с штаб-квартирой в Бухаресте; а синдикат «Казбек» я, по их мнению, мог продолжать контролировать и развивать и из Румынии; они даже вызвались заимообразно предоставить мне необходимые для этого средства. Я попросил сутки на размышление.

Я уже был в Румынии летом 1903 года по совету моего партнера, брюссельского банкира Жосса Аллара431, который проявлял интерес к тамошней нефтяной промышленности, и эта страна и ее развивающаяся промышленность произвели на меня приятное и обнадеживающее впечатление. Таким образом, если я приму предложение Дойче банка, это не будет для меня принципиально новым и непривычным поприщем. Возможность снова оказаться в Европе и в относительной близости к моей живущей в Дрездене семье была очень заманчивой. Как и перспектива стать причастным к деятельности Дойче банка, над которым еще сиял ореол несколько лет назад скончавшегося гениального Георга Сименса432, не говоря уже о лестном сознании, что я буду выполнять важную миссию, способствуя продвижению германских интересов. Ведь несколько лет назад, до основания «Шпис петролеум К°», мне пришлось похоронить свою надежду привлечь германский капитал в нефтяную промышленность. Только начиная с 1903 года по призыву кайзера немецкие банки стали проявлять готовность внести свою лепту в освобождение Германии от гнета монополии со стороны «Стандард ойл К°»433. Так я представлял себе свои новые горизонты. Там было мое место. Я принял предложение434.

В Баку я вернулся только для того, чтобы организовать свой переезд в Румынию. В тот же год, весной, разразилась Русско-японская война.

Я, насмотревшись на русские линейные полки на Кавказе, всегда был скептически настроен по поводу боеготовности русской армии. Меня удивило, когда я услышал, что при мобилизации офицеров большинство из них получали назначение в другие полки, что, конечно же, не могло не отразиться отрицательно на сплоченности и боевом духе подразделений. Эта мера, как мне объяснили, была вызвана опасениями, что солдаты в боевых условиях могут воспользоваться случаем отомстить своим бывшим мучителям.

Такое положение дел находилось в вопиющем противоречии с высокомерием правящих кругов России. Еще в Москве, а потом и в Баку и на многих железнодорожных станциях я повсюду видел пестрые плакаты c изображениями, выражающими уверенность в скорой и легкой победе над этими паразитами – японцами: например, огромный казак, стоящий на берегу моря и уничтожающий японский флот своей шапкой, и тому подобная чушь. Плакаты были на удивление глупыми и бесстыдными. Это был как раз тот случай, о котором говорится в поговорке: «Кто высоко заносится, тому высоко падать».

Чтобы подогреть патриотические настроения и раздуть военный пыл, которого совсем не наблюдалось ни у татар, ни у русских фабричных рабочих, в Баку полиция организовывала с помощью наемных активистов уличные демонстрации. Эти жалкие манифестации не принесли желаемого результата, зато вызвали ответные уличные шествия с социалистическими лозунгами. Произошло немыслимое в тогдашней России: рабочие-демонстранты беспрепятственно прошли по улицам, скандируя: «Да здравствует конституция!» В Баку к этому времени почти не осталось военных, в том числе казаков.

Это была прелюдия к начавшейся через полтора года, после поражений русских войск в Маньчжурии, Первой русской революции.

***

Я без особого сожаления покидал Кавказ, который мне, правда, еще предстояло посетить, приехав из Румынии по делам, связанным с синдикатом «Казбек». За плечами было немало тяжелого труда: благодаря моим буровым работам на участках синдиката «Терек» и синдиката «Казбек», а также на участках Ступина и Кузьмина площадь нефтеносных земель в грозненском регионе почти удвоилась, а мои первые буровые опыты доказали отсутствие нефти в Грозненской долине.

Теперь мне предстояло решение гораздо более важных задач в Румынии435.

65. Начало

Когда я осенью 1908 года, прожив в Румынии четыре с половиной года,