покидал эту страну, чтобы на два с половиной года переселиться в Лондон, Германия играла там главную политическую и экономическую роль. Кайзеровский посланник, умный и энергичный фон Кидерлен-Вехтер436, во время своей бухарестской «ссылки»437438, несмотря на все свои недостатки, все же сумел извлечь из слабости России, обусловленной Японской войной и революцией, немалую пользу для Германской империи. Он опирался при этом, с одной стороны, на мощный подъем германской экономики, а с другой – на стремление короля Кароля439 обрести твердую экономическую и политическую поддержку Германии.

Германия укрепила свои позиции в Румынии и после успешного завершения Боснийского кризиса стала доминировать на Ближнем Востоке440.

Уже марокканская неудача441 привела если не к новой ориентации румынской политики, то к определенной растерянности ее ключевых фигур, поскольку географическое положение страны и весьма ограниченное количество источников помощи неизбежно должны были вынудить любое румынское правительство искать союза с сильнейшей группой европейских государств. Так будет и в будущем.

66. Дни Агадира в Париже

Coup d’Agadir442 застал меня в Северном экспрессе по пути из Петербурга в Париж. Осенью 1910 года я переселился в Петербург, чтобы по поручению одной французской финансовой группы, широко участвовавшей в добыче угля в Донецком угольном бассейне, возглавить южнорусский (Донецкий) угольный синдикат443. Так как значительная часть из двадцати трех шахт синдиката находилась во французском и бельгийском владении, мне в то время часто приходилось ездить в Париж, где обычно принимались все жизненно важные решения, касавшиеся синдиката.

В тот воскресный день в начале июля 1911 года, то есть на следующий день после вручения немецкой ноты по Агадиру в Париже, я, проезжая через Берлин, прочел текст этого потрясающего документа. Меня переполняла жгучая радость от того, что Германия проявила твердость, а мои французские коллеги, которым я перевел ноту, были встревожены и подавлены.

То же настроение я наблюдал и в Париже через день: сдержанная ярость и бессилие. Все с нетерпением ждали, чем ответит Лондон. Наконец во вторник вся Франция с облегчением вздохнула: Англия обещала поддержку своему союзнику! Вчерашнюю робость и неуверенность французов сменили демонстративная уверенность и высокомерие, вызвавшие у меня дурные предчувствия.

67. Поль Думер о границе по Рейну

Собрание членов синдиката во вторник, как обычно парижские заседания, вел Поль Думер444, выдающийся политик, который, будучи генерал-губернатором Индокитая, снискал себе славу прекрасного администратора и политика, а потом проиграл Фальеру445 в борьбе за пост президента, потому что, в отличие от того, не был полным ничтожеством. Ведь французам тогда не нужен был президент, незаурядная личность которого могла бы поставить под угрозу существование республики. Верный демократическим принципам Думер после этой неудачи на несколько лет отошел от политики. В эти годы он хоть и не занимался земледелием, как Цинциннат446, но приложил определенные усилия, чтобы заработать деньги. Позже он вновь вернулся в политику: к началу войны он был членом сената.

Поль Думер принадлежал к людям, которых можно редко встретить во Франции, чаще в Англии, а в современной, кайзеровской Германии крайне редко. Выросший в бедной среде, он соединил в себе высокий ум и образование с деятельным характером, осторожностью, знанием своего дела и трудолюбием. Это, правда, качества, довольно распространенные и среди немцев, однако Думера отличало от большинства подобных ему людей в Германии чувство такта и безупречная манера общения с окружающими, позволявшие ему, выходцу из низов, успешно достигать своих целей.

Неудивительно, что древние культурные народы называют нас, немцев, варварами: слишком немногие из нас умеют быть любезными и оставаться при этом естественными; большинству немцев не хватает чувства такта; типично немецкая форма общения – очевидно, результат нашего военного и студенческого воспитания – в своей барочной чопорности воспринимается иностранцами как навязчивая и смешная.

На том заседании синдиката речь, разумеется, шла не об угле, а исключительно о высокой политике. Хотя участники собрания из уважения ко мне, немцу, проявляли сдержанность, свидетельствовавшую об их деликатности, я все же остро почувствовал грозившую моему отечеству опасность, связанную с тем, что Англия, как выяснилось, открыто поддерживала Францию.

Я принял решение – которое потом и осуществил – на обратном пути сделать остановку в Берлине и поделиться своими парижскими впечатлениями с господином фон Кидерлен-Вехтером, который уже год или два руководил германской внешней политикой в качестве государственного секретаря. Прежде всего я хотел передать ему взгляды, изложенные, как мне сообщил один из моих парижских друзей, Полем Думером перед началом того заседания синдиката генеральному директору «Сосьете женераль»447 Луи Доризону448. Дело в том, что Думер считал неизбежной войну с Германией и обосновывал свою уверенность в этом необходимостью для Франции отвоевать не только Эльзас-Лотарингию, но также границу по Рейну до самого Кёльна, потому что при нынешнем положении Париж находится в слишком опасной близости к границе Германии. А мнение Думера по этому вопросу разделяли его друзья в правительстве.

68. Визит к фон Кидерлену

Конечно, для нашего государственного секретаря мое сообщение не было новостью.

Господин фон Кидерлен-Вехтер показался мне в этот раз несколько взволнованным или – если учесть, что для человека с подобным самообладанием такое определение, пожалуй, неуместно, – более озабоченным, чем в прежние времена.

За завтраком, доказавшим, что его экономка, фрау Кюпке, не утратила своего былого кулинарного мастерства, он несколько раз обрушивался с критикой на рейхсканцлера, который в тот день, судя по всему, чем-то огорчил его, на его величество и, наконец, на кронпринца.

Господин фон Кидерлен привык работать по ночам и поэтому вставал очень поздно. Если ранний визит к кайзеру, пожелавшему выслушать его доклад, мог испортить ему настроение, то подобные желания кронпринца, которыми тот лишал его честно заработанного утреннего сна, приводил его в ярость. В тот день он как раз опять стал жертвой трудовой активности наследника.

Отвечая на мои слова, что, должно быть, очень трудно проводить взвешенную, последовательную политику под началом такого импульсивного монарха, Кидерлен имел в виду прежде всего «танжерский жест»449, но и другие драматические действия кайзера. Кайзер, сказал он, вообще не проводит никакой самостоятельной политики, но время от времени слишком демонстративно выступает сторонником политики, проводимой его правительством. Если сравнить, продолжал он, правительственную машину с колесом, которое может вращаться или оставаться неподвижным, то даже незначительный, едва незаметный его поворот в центре (оси колеса) вызывает несоразмерное, непропорциональное перемещение на периферии колеса. Когда у центрального руководства возникает необходимость