не знаю, но месторождения, которые обследовал в 1769 году Лачин, давно закрыты. Вспомни заброшенные скиты на реке Ельничной. Скорее всего, это произошло сразу после нападения в 1784 году. К тому времени у них уже был запасной вариант.

— Изумруды! — Опять догадался Соколов.

— В конце 60-х годов на Урале были найдены первые аметисты, а в 80-х началась настоящая «каменная» лихорадка. Вероятно, Лачин поддался всеобщей страсти и тоже занялся поиском месторождений ювелирных камней, в результате чего и были обнаружены изумруды.

— Если я правильно понял, то они завязали с золотом и занялись изумрудами.

— Нельзя исключать, что они продолжали и продолжают заниматься золотом. Вполне возможно, что кроме изумрудов в Европу уходит и российское золото, хотя выгода в этом случае не такая явная. Изумруды имеют большое преимущество перед золотом — высокая удельная стоимость единицы веса. Ты когда-нибудь слышал про бриллиант «Орлов»?

— Только в общих чертах.

— Так вот, Григорий Орлов заплатил за этот бриллиант, весом в двести карат фантастическую сумму — четыреста тысяч рублей. Это по две тысячи рублей за один карат.

— А карат, это сколько?

— Грубо говоря, это одна двадцатая часть золотника, а заплатил он за нее двести золотых десятирублевых монет. Опять же по грубым прикидкам это примерно шесть фунтов золота. Чувствуешь разницу?

— Колоссально!

— Конечно, бриллиант «Орлов» это уникальный камень, зато хорош, как наглядный пример.

— Да уж, куда нагляднее. — Резонно заметил Соколов. — Получается, что Протасов тоже считал, что в этом доме находится склад, только уже изумрудов.

— Думаю, схема осталась прежней, только вместо золота в дом на Луговой стали поступать изумруды. Каким образом об этом узнал Демьян Протасов, я не знаю, но в архивах есть запись, что 2 октября 1797 года он интересовался этим домом, точно так же, как за четырнадцать лет до него Севрюгин. Теперь самое интересное. Кирпичников, которого все считали хозяином этого дома, умер осенью прошлого года. На могиле были проставлены только годы жизни 1732–1797, но в церкви при кладбище я узнал, что отпевание проходило 4 октября 1797 года.

— Получается, что он умер 2 октября.

— Совершенно верно. Именно в этот день Протасов со своими людьми был в Екатеринбурге. Кирпичников не умер, он был убит при нападении на дом. Рядом с ним похоронена его жена Анна Ивановна, которая умерла в 1784 году.

— В этом году были убиты братья Севрюгины.

— Правильно, судя по датам на могилах, это произошло 8 марта 1784 года.

— А какая дата стоит на могиле жены Кирпичникова?

— Там стоят только годы 1734–1794, но в церковных архивах записано, что отпевание состоялось 8 марта 1784 года. Она, как и ее муж не умерла, а была убита во время нападения Севрюгиных 6 марта 1797 года. Скорее всего, что и братья были убиты тогда же, а 8 марта были найдены их тела.

— Генрих, ты гений! Если я когда-нибудь получу обещанные Федькой генеральские эполеты, то только благодаря тебе. Однако скажу прямо, при всей логичности твоих умозаключений, ни один суд не примет их в качестве доказательств. Более того, если они преступники — алчные и жестокие, то на кой хрен им сдалась эта ювелирная школа, эта возня с крестьянскими детьми и эти бешеные расходы?

— Ты прав, Виктор, это самое слабое звено в моей теории. Скажу сразу, ответа на поставленные тобой вопросы у меня нет. Семен Ильич отзывается о Файне, как о порядочном и честном человеке, а о школе говорит только в превосходных тонах.

— А у тебя есть какие-то сомнения?

— Три года назад, мой дядя, ювелир Вильгельм Брандт, сильно заболел, и мне пришлось вместо него заседать в комиссии по расследованию жалобы детей Московского воспитательного дома. Дядя был одним из главных благодетелей этого детского дома, жертвовал крупные суммы на его содержание. То, что я увидел и услышал на этом разбирательстве, повергло меня в ужас. По документам, деньги на содержание детей выделялись достаточные, однако реально до них доходило не более десяти процентов. Дети страдали от голода, были раздеты и разуты. По их словам нянечки забирали у них все и даже заставляли детей покупать хлеб, а учителя — платить за уроки. Начальство было занято только получением прибыли и вообще не интересовалось жизнью детей, в то время как реально в таких жутких условиях выживал только один из десяти.

— Я могу сразу сказать, Генрих, что вся эта комедия с разбирательством закончилась пшиком.

— Ты прав, Виктор, жалобу детей объявили подложной, с формулировкой, что этого не может быть, потому, что не может быть никогда. При этом часть жалобы воспитанников, где были изложены сексуальные утехи и домогательства служителей, вообще не рассматривалась, а то, что я слышал в приватных беседах, невозможно повторить даже в сугубо мужской компании. Именно поэтому я скептически отношусь к дифирамбам, которые Семен Ильич воздает этой школе.

— Ты что не протестовал против этого решения?

— Я был лишь представителем дяди и не имел право голоса. Я все ему рассказал, и он направил свой протест на имя императрицы, поскольку именно она была главным попечителем этого дома. По всей видимости, до самой императрицы этот документ не дошел, потому что разбираться к дяде пришел один из чиновников ведомства. Он с пеной у рта доказывал, что все написанное дядей лишь плод его больного воображения, а в реальности дети живут как у Христа за пазухой. Кончилось тем, что дядя не выдержал и спустил сладкоголосого чиновника с лестницы.

— И ведомство императрицы не подало на него в суд?

— Конечно, нет. Только представь, какой мог разразиться скандал, если бы в суде дядя начал трясти это грязное белье.

— Мне понятны твои сомнения, Генрих, но, честно говоря, я никогда не слышал в адрес этой школы ничего худого.

Разговор был прерван появлением горничной, которая принесла обеденное меню.

— Виктор, ты будешь обедать здесь?

— Нет, друг мой, уволь. Келья у тебя хороша, но монашеская жизнь не по мне, поэтому я буду обедать в трактире, как все нормальные мужики. Может быть, и ты со мной?

— Нет, Виктор, не хочу расстраивать хозяйку, она так заботится о моем здоровье.