Я ее никогда не видел, но мне кажется у нее доброе сердце. Ты говорил, что она вдова и у нее нет детей, может быть, она воспринимает меня как сына?

На лице горничной заиграла озорная улыбка, а Соколова просто распирало от смеха и, зажав рот рукой, он поспешил удалиться.

— Чего ржет? — Задал неизвестно кому вопрос Штейнберг. — Только все настроение испортил.

Сделав заказ, он стал терпеливо ждать, когда подадут обед.

Глава 27. Екатеринбург, 22 мая 1798 года (вторник). Продолжение

Пришедший утром на службу частный пристав Толстопятов сразу вызвал к себе в кабинет Белавина.

— Я тебе вчера что сказал? Отправить этого столичного драчуна на съезжую. Почему не выполнено?

— Нет никаких оснований для возбуждения уголовного дела и задержания ювелира Штейнберга, ваше благородие.

— Костя, ты что, совсем спятил? Какое уголовное дело? Нужно было всего лишь найти предлог и отправить его на съезжую. Там бы его немного поучили уму-разуму, а утром выпустили на все четыре стороны. Пострадал сын уважаемого в городе человека, такое спускать нельзя.

— Ваше благородие, весь город знает, что этот пострадавший сам виноват.

— Поэтому и нужно было все сделать по-тихому. Нашел предлог, посадил на ночь в кутузку, где его немного помнут в отместку за содеянное, чтобы в следующий раз знал, как себя вести в чужом городе. Внешне это выглядит как недоразумение: ошибочно задержали, а там он что-то не поделил с сокамерниками. А ты что наделал?

— Так я и хотел сделать все, как вы сказали, но вмешался адвокат Гринберг.

Толстопятов вылупился своими лягушачьими глазами на помощника, пытаясь осмыслить только что сказанное. Его гладко выбритое круглое лицо приобрело пунцовый оттенок.

— А этому что здесь понадобилось?

— Он адвокат мадмуазель Шторх.

— Какой адвокат? Какой мадмуазель Шторх? — Перешел на крик частный пристав. — У тебя, что крыша поехала? Я же четко сказал: нет никакого уголовного дела, нужно было просто разыграть дурачка и по какому-то невинному предлогу отправить этого ювелира на одну ночь в камеру, а утром выпустить. Дело выведенного яйца не стоит, а ты сочинил на пустом месте целый роман, даже адвоката приплел.

— Ваше благородие, я именно так и поступил: пригласил Штейнберга для беседы, во время которой и собирался найти этот самый предлог, но тут появился Гринберг …

— И все тебе испортил! Я это уже слышал! — Съязвил начальник.

— Наоборот, Кондрат Филимонович, адвокат Гринберг оказал нам огромную услугу и уберег от крупных неприятностей.

Окончательно запутавшийся Толстопятов опять вылупился на стоявшего перед ним помощника.

— Какие еще неприятности? — Наконец выдавил он.

— Всем известно, что драка началась из-за мадмуазель Шторх.

— Это весь город знает.

— Вот! Как только я взялся за Штейнберга, тут же появился адвокат Гринберг, представляющий интересы мадмуазель Шторх с ее собственноручными показаниями. Там черным по белому написано, какими словами ее обзывали подгулявшие купеческие сынки.

— Ну и что? Она не княжна и не графиня, а всего лишь дочь учителя математики.

— Все это так, но не надо забывать, что она работает в школе у Файна.

— Это всем известно, мало ли кто работает у Файна.

— Но и это еще не все Кондрат Филимонович. Она крестница Файна.

— Ты что несешь? Какая крестница?

— Любимая. Он в ней души не чает. Вы что не знали? Все знают! Теперь представьте себе, что будет, если вся та грязь, что несли подвыпившие купчики в адрес мадмуазель Шторх, выльется на улицы города.

Частный пристав, уже красный как вареный рак сидел за столом, тупо уставившись в одну точку, пытаясь осмыслить ситуацию изложенную помощником.

— Собственно говоря, мы не собирались даже упоминать имя мадмуазель Шторх. — Промямлил он.

— Правильно! Однако Штейнберг сразу заявил, что зачищал честь и достоинство девушки, а тут еще и Гринберг подошел.

— Как она так быстро сообразила нанять адвоката?

— Не она, Кондрат Филимонович, а он. Адвоката нанял сам Файн!

— Так Гринберга нанял Густав Францевич?

— В том-то все и дело! Как я мог игнорировать этот факт? Никак! Пришлось извиниться, сказав, что вышла ошибка и отпустить Штейнберга. Гринберг обещал уладить все формальности с Файном. Вы не волнуйтесь так, Кондрат Филимонович, я все взял на себя, ваше имя даже не упоминалось, тем более что вчера вы были в отъезде по служебной необходимости.

Всем было известно, что вчерашний день Толстопятов провел в соседней деревне у своей давней любовницы, однако Белавин понял, что уже довольно застращал своего начальника, поэтому решил закончить этот спектакль на мажорной ноте.

— Так ты не сказал Гринбергу, что получил указание от меня?

— Как можно, ваше благородие. Когда я понял, что в деле замешан Густав Францевич, я сразу дал задний ход и, сославшись на якобы имевшую место ошибку, извинился и отпустил Штейнберга.

— С мадмуазель Шторх понятно, а какой интерес у Файна к Штейнбергу?

— Это секрет, но Гринберг мне все разъяснил. Штейнберг — ювелир двора Марии Федоровны, он обслуживает императрицу, ее дочерей и фрейлин и здесь он находится по вопросам закупки уральских самоцветов у Файна.

— Бог мой! Еще чуть-чуть и вляпались бы так, что хрен отмоешься.

— Это вас Мордвинов подставил.

— Наверняка знал подлец, что эта Шторх крестница Файна. Ну, погоди! Придет, я из него отбивную сделаю, чтобы в следующий раз неповадно было честных людей порочить. Ты правильно все сделал Константин. — Резюмировал Толстопятов уже спокойным голосом. — Закрой дверь и достань там из шкафа бутылочку и два стакана. Легко отделались, это надо обязательно отметить.

Одной стопкой не обошлось, пришлось повторить, но процедура явно помогла. Начальник полностью успокоился, его лицо приняло привычный цвет, а сам он опять стал наглым и самоуверенным. Поняв, что его миссия закончена помощник частного пристава поспешил удалиться с чувством выполненного долга.

Ближе к вечеру появился Соколов.

— Виктор, я вот о чем подумал: мы прибыли в Екатеринбург в воскресенье 13 мая и рано утром в понедельник 14 мая уехали в Невьянск.