Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
— Так что, сам видишь, мне нет никакого смысла куда-то тебя вести или направлять, — продолжал Док. — Просто делай то, что ты делаешь, и рано или поздно ты встретишь того, кто поможет тебе проверить эту теорию. Поэтому, что бы ты ни делал и против кого бы ни выступил, ты всегда будешь играть на моей стороне.
— Есть еще один вариант, — сказал я. — Я ведь могу сесть ровно и не делать вообще ничего.
Он покачал головой.
— У тебя уже не получится. Слишком многие знают, кто ты такой, и они не оставят тебя в покое. Говоря пафосным языком дешевых фэнтезийных романов, тебе не уйти от судьбы и никуда не деться от своего предназначения.
— Ты так уверенно об этом говоришь, что меня так и тянет попробовать.
— Убей Бордена и всех, кто рядом с тобой, — сказал он. — Попробуй сменить страну и затеряться… даже не знаю, где. В двадцать первом веке эта планета стала слишком мала, чтобы человек вроде тебя смог прятаться достаточно долго. Сделай так, и ты лишь отодвинешь неизбежное. Выиграешь себе чуть-чуть времени.
— Как же ты меня, сука, бесишь.
Он улыбнулся и снова развел руками.
— Я в этой истории злодей, — сказал он. — Я и должен тебя бесить. Ты ж вроде как герой и весь в белом.
— Так обычно говорят те, кто себя злодеями вовсе не считает, — заметил я.
— История нас рассудит, — сказал он. — Время все расставляет по своим местам, и если что-то до сих пор стоит не на своем месте, значит лишь то, что времени прошло недостаточно.
— Избавь меня от этой кухонной философии, — попросил я.
— Брось, Джокер, — сказал он. — Это, скорее всего, наш последний с тобой разговор, потому что я не вижу, что еще полезного могу тебе рассказать. Разве что могу дать пару советов. Мой руки перед едой и не пей воду из-под крана в незнакомой стране. А, нет. Это уже не актуально. Вот во времена моего детства это действительно имело смысл.
— Да-да, вы спасли мир от всего этого, — сказал я. — Заплатив за это жизнями двух с половиной миллиардов человек.
— Поверь, в первоначальный план эти потери не входили, — сказал он.
— Если учесть, кто является единственным источником информации, это заявление не бесспорно, — сказал я.
— Ты можешь верить, во что хочешь, — сказал он.
— Несомненно, так я и поступлю, — сказал я. — Но расскажи мне другое. Вот вы создали чудодейственное средство для борьбы с болезнями, старостью и прочее-прочее-прочее, по ходу его внедрения спровоцировали болезнь, убили два с лишним миллиарда человек и, вроде бы, даже добились своего, а потом обнаружили, что побочный эффект от этого благорастворения воздухов может в перспективе привести все человечество под монастырь. Но если вы все такие умные и ученые, знающие и умеющие, что ж вы со стволами бегаете, как герои второсортных боевиков? Почему не противостоите угрозе на том же уровне? Почему, так сказать, противоядие создать не пытаетесь?
— Потому что лаборатории уничтожены полностью, а документация — процентов на восемьдесят, — сказал Док. — Технологии утеряны, и чтобы их повторить, нам потребуются средства, которые нам уже никто не даст, и мозги, которые, возможно, еще не родились. И да, я просчитывал возможность создания того, что ты называешь противоядием. Предоставь нам все необходимые ресурсы и лет за десять-пятнадцать, учитывая, что все придется разрабатывать с ноля, мы смогли бы его создать.
— Но вы даже не пытаетесь, не так ли?
— Не пытаемся, — подтвердил он. — Потому что, создай мы такое средство, то после его применения эпидемия повторится почти со стопроцентной вероятностью. И в лучшем случае наше лекарство от лекарства убьет еще два с половиной миллиарда человек.
— А в худшем? — поинтересовался я, хотя уже догадывался, какой будет ответ.
И Док меня не разочаровал.
— Вообще всех, — сказал он.
Глава 27
Ситуация была сложная.
С одной стороны, у меня в наличии имелась кнопка «убить всех», и я чувствовал, что ради спасения наших с Борденом жизней вскоре мне придется ею воспользоваться, чему генерал Шэн будет несказанно рад.
С другой стороны, если я ей воспользуюсь, то второй аспект точно не сработает и вопрос его прокачки станет еще более туманным.
Опять же, я мог убить только всех в поле видимости, и хотя оно у меня было достаточно большим, на две другие военные базы, отбитые некстами у правительства, оно явно не распространялось.
И значит, я не выиграю ничего, кроме времени.
Борден подполз ко мне поближе.
— Если ты вдруг этого не заметил, части танка мы лишились, — сказал он. — Одна случайная граната, залетевшая внутрь, и нас со стенок можно будет смывать.
— Я заметил, — сказал я.
— И какой у тебя план?
Я изложил.
— Хороший план, — одобрил Борден. — Мне нравится. Напоминает последние кадры из бессмертного фильма «Бутч Кэссиди и Санденс Кид».
— Надеюсь, у нас финал будет оптимистичнее, — сказал я.
Мы велели оставшемуся в живых запасному китайцу забиться как можно глубже и сидеть тихо, а сами полезли наружу.
* * *
— Значит, отменить ничего нельзя? — уточнил я.
Док покачал головой.
— Фарш невозможно провернуть назад, — сказал он. — Мир изменился, теперь приходится играть по другим правилам, нравится тебе это или нет.
— Ну, тебе-то нравится, — заметил я. — Ты-то раньше сам кем был? Лаборантом? Пробирки мыл, огонь под ретортами поддерживал, пыль с сушеного крокодила вытирал. А сейчас ты прямо герой в маске, адский мститель и карающий меч равновесия.
— А ты прямо страдаешь от своей инаковости, — ухмыльнулся он. — Ночами не спишь, все думаешь, имеешь ли ты право своими скиллами пользоваться и не тварь ли ты дрожащая. Забей, Джокер, это все временно. Ты на вершине пищевой цепочки все равно не удержишься.
— А ты?
— А я — вне цепочки, если ты этого еще не понял, — сказал он. — Стою в сторонке с дробовиком и слабые звенья отстреливаю.
— Мушку спилил уже?
— Боюсь, наша беседа становится неконструктивной, — сказал он. — У тебя есть еще какие-то вопросы по существу, или нам пора попрощаться, возможно, навсегда?
— Есть, — сказал я. — Как это вообще работает?
— А ты еще не понял? После всех намеков, после всех моих объяснений? Не разочаровывай меня, Джокер. Ты ведь не настолько туп, каким иногда хочешь казаться.
— Но где вы взяли технологию? — спросил я. — Она и сейчас-то кажется фантастикой, и не так, чтобы слишком научной, а уж двадцать с лишним лет назад…
— Боюсь, этого мы уже никогда не узнаем, —