Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томми вдруг понял, что его плечо сжимают стальные пальцы Марио.
— Ты никуда не пойдешь, — сказал тот сквозь зубы. — У тебя десять минут до номера.
— Марио, это же мой папа! Он ранен, он, может, умирает…
— А мне наплевать. Пусть хоть половина штата вымрет, но ты должен быть на аппарате через десять минут! Шевелись!
Марио подкрепил слова грубым толчком, и Томми, спотыкаясь, поспешил к стоянке. В грузовик он вошел с пересохшим ртом, чувствуя, как все вокруг плывет.
Внутри его окружили знакомые запахи: металл, влажная одежда, канифоль, пот — но теперь они казались странными, чужими, и в животе от них поднималась тошнота. Обувь и топ Марио уже приготовил. Томми вытащил трико, машинально проверил ярлычок на поясе — то оказались трико Анжело. Он взял другие — угадал. До мальчика начало доходить: лежи его отец мертвым на полу клетки, все равно пришлось бы влезать в эти трико и быть на аппарате через восемь минут.
Томми надел одну штанину, потом, дрожа, прислонился к стене. Во рту поселился отвратительный привкус. В этот момент он ненавидел Марио, тихо натягивающего трико на голые ноги.
Парень обернулся и смерил его яростным взглядом.
— Если собрался блевать, ступай наружу да побыстрее. Пошевеливайся, чтоб тебя! Они постараются затянуть мото-шоу на пару минут, но надо торопиться.
Давай же, черт возьми!
Сердце по-прежнему словно сжимал крепкий кулак, но дрожь исчезла, сменившись холодным гневом. Поджав губы, Томми снова схватился за трико. В грузовик влетел Анжело, на ходу расстегивая рубашку. В один момент он скинул брюки и дернул трико. Штанины переплелись, он с проклятием наклонился их распутать. Ладони Томми были влажные. Он тщательно их вытер, протер спиртом и снова вытер. Анжело, справившись с трико, протянул руки.
— Мэтт, кинь ленту. Томми, твой отец жив… Забрали в больницу в Альбукерке. Его придется штопать, но он будет в порядке. Закрепи.
Марио резко указал локтем, и Томми заторопился к ящику за клейкой лентой. На руке Анжело зиял длинный кровавый потек.
— Хочешь, я буду сегодня ловить? — предложил Марио.
— Все нормально. Заклей получше.
Томми стоял рядом, пока Марио аккуратными витками накладывал пластырь на предплечье Анжело. В их работе все время что-то случалось. У него самого и дня не проходило без растяжения, синяка или ожога. А однажды его локоть болел, не переставая, два месяца подряд.
Но когти… ленты окровавленной одежды… или окровавленной плоти…
— Томми, проклятье, соберись! — рявкнул Анжело. — Давай руки.
— Прости, — глухо выговорил Томми. — У тебя кровь на лице.
— Мэтт, кинь полотенце. Том, сожми кулаки, а то будет резать, когда схватишься за перекладину, — напомнил Анжело.
Закончив, он сунул Томми моток ткани.
— Вот, забинтуй Мэтту больное запястье, а я принесу накидки.
Томми молча повиновался. Где-то на середине процедуры Марио вскинул глаза.
— Черт, полегче! Слишком туго!
— Извини…
Голос начал дрожать.
Марио кинул на него взбешенный взгляд. У линии волос бусинами выступил пот.
— Тебе что, хорошего пинка дать?
— Перестань, — сказал Анжело. — Не кричи на него, Мэтт.
— Не кричать? Том, либо ты немедленно возьмешь себя в руки, либо я тебе врежу! Ты слышишь меня? У тебя песок в волосах, — он достал собственную расческу и провел ей по голове мальчика.
В грузовик запрыгнул Папаша Тони. Будучи одним из весьма немногих артистов, свободных от дополнительных обязанностей в первом отделении, он успел переодеться. Молниеносным движением Папаша Тони схватил накидку.
— Идемте… мы опаздываем.
В этот же момент в дверном проеме показалась голова клоуна.
— Сантелли? Готовы?
Папаша Тони гордо выпятил подбородок.
— Сантелли всегда готовы. Andiamo, ragazzi.
Марио взял Томми под локоть и потащил к выходу. Сквозь заволокший мысли туман мальчик чуял нечто неистовое, эмоциональное в том, как они шли на этот раз — все вместе, рядом. Сантелли всегда готовы. Впервые Томми ощутил слабый призрак осознания, что у него номер — прямо сейчас, невзирая ни на что.
Понимание это проведет его через все жизненные невзгоды, трагедии и даже смерти.
Сантелли всегда готовы. И он был одним из них. Вздернув подбородок, Томми шагал рядом с Марио, стараясь двигаться с той же спокойной надменностью.
Оркестр заиграл вступление, свет прожектора выхватил их на краю манежа, и Томми сделал глубокий вдох. Машинально поднеся пальцы к шее, с проблеском удивления нащупал маленький значок. И когда только успел снять его с воротника свитера? Огни слепили глаза. Потом Томми стоял на мостике рядом с
Марио, и в животе все переворачивалось, но это было знакомое ощущение.
Перекладина оказалась очень реальной — твердая, тяжелая. Затем пришла реальность запястий Марио, обернутых белым, тонких строп ловиторок, в которых раскачивались Анжело и Папаша Тони, собственного тела, взлетающего все выше. Все остальное оставалось туманным и далеким, мир сузился до линии полета, бритвенно-острой грани реальности под его парящим телом…
Каким-то образом они отработали номер: финальный барабанный бой, два с половиной сальто, шквал аплодисментов, поклон Марио. Когда Томми оказался на земле, его снова повело.
Уже в грузовике Анжело приказал:
— Вы двое, одевайтесь скорее. Ты поведешь, Мэтт. Боюсь, я не справлюсь.
В дверях появился Джим Ламбет.
— Анжело, как ты?
— Ничего, — коротко бросил Анжело, и Томми с новым приступом ужаса увидел сочащуюся из-под повязки кровь.
— Что случилось? — прошептал он.
— А ты не видел? Он вытащил твоего отца прямо из-под Принца.
— Все нормально, — повторил Анжело. — Но мне понадобится укол от столбняка…
Кошачьи когти всегда ядовиты. Я
