могу чем-то помочь, Джим?

— Да. Разузнай, что будет делать Бесс, — сказал Ламбет. — Она только и тревожится, как бы мы не пристрелили этого проклятого льва. Не волнуйся, Анжело, мы соберем ваш аппарат.

Томми молча сидел в машине Сантелли, и в кои-то веки Анжело не отпускал замечаний по поводу манеры вождения Марио. Путь пришлось спрашивать на заправке, но больницу они в конце концов отыскали. И в безжалостном свете белых коридоров выглядели как трое бродяг, потому что на трико натянули старые штаны, а Анжело по-прежнему носил верх от костюма и ливрею.

Аккуратная, словно накрахмаленная медсестра, поглядев на них круглыми глазами, даже слегка попятилась.

— Мистер Зейн? Несчастный случай в цирке? Минутку, пожалуйста. Думаю, он все еще в операционной. Сюда, пожалуйста.

Она отвела их в приемную, и там Томми увидел мать — бледную, измученную, с большим кровавым пятном на платье. Вскочив, она бросилась к ним.

— Томми, Томми, Томми…

Мальчик обнял мать, чувствуя, как та дрожит и всхлипывает. Спустя минуту Бесс немного успокоилась.

— Как хорошо, что вы приехали, Анжело.

— Ну, мне в любом случае надо показать кому-нибудь царапину.

— Если бы не ты…

Она взяла его ладонь обеими руками, и Анжело смущенно качнул головой.

— Ладно, ладно, Бесс, забудь. Как Том?

— Принц порвал его трижды… один раз ударил по руке и два по ребрам. Он потерял много крови, и глаз поврежден… — женщина снова расплакалась.

Марио взял ее за плечи и бережно усадил в кресло.

— Томми, оставайся с матерью. Элизабет, я принесу вам кофе. Анжело, найди себе доктора.

Томми сел рядом с матерью. Через некоторое время вернулся Анжело — с аккуратной толстой повязкой на предплечье. Марио принес кофе и, не спрашивая, вручил Томми стаканчик. Мальчик сделал глоток, но напиток был таким горьким, что Томми поставил его на пол почти нетронутым.

— Я так и знал, что этот кот — убийца, — сказал он.

Бесс Зейн вскинула голову.

— Ох, нет, Младший, Принц не виноват. Том знал, что у Принца болит зуб, и нечаянно задел его рукой по той стороне. Принц испугался — вот и все. Он испугался, и ему было больно. Они же как дети.

— Хорошенький ребеночек, — пробормотал Томми, не раз слышавший эту присказку.

Наконец, вечность спустя, появился доктор.

— Миссис Зейн?

Все четверо вскочили на ноги.

— Миссис Зейн, сейчас вы можете на несколько секунд увидеть вашего мужа. И на минуту утром.

— Как… как он?

Доктор обвел их взглядом, и Томми снова остро ощутил, какое впечатление они производят. В том числе мать — в потрепанном пальто и заляпанном кровью платье.

— Ранения довольно серьезные. Сломаны лучевая кость и четыре ребра. Думаю, лев насел на него всем весом. Рука сильно пострадала, порвана мышца плеча. На грудь и плечо пришлось наложить около восьмидесяти швов. С глазом хуже.

Ущерб окончательно прояснится, когда спадет опухоль, но уже сейчас можно сказать, что веко разорвано. Скорее всего, мы сохраним ему зрение, но буду честен — выглядит неважно. В раны, нанесенные дикими животными, всегда попадает инфекция.

Анжело перекрестился.

— Вам лучше идти домой, миссис Зейн, — мягко предложил доктор. — Сыновья отвезут вас.

Бесс качнула головой.

— Я остаюсь. Анжело, отвези Томми.

— Разумеется.

Томми начал было доказывать, что может остаться с матерью, но Марио крепко сжал его плечо и отконвоировал к машине.

— Мне сесть за руль, Анжело?

— Да ну! — тот нетерпеливо поджидал, пока они устроятся. — Рука в порядке. Меня домашние кошки хуже царапали!

Томми снова ощутил тяжелую дурноту. Если он пробудет с цирком двадцать лет, сможет ли вот так запросто войти в львиную клетку, спасти человека, а потом отработать собственный номер с глубокой раной на руке, о которой даже не сочтет нужным упомянуть?

У него застучали зубы, и Марио позвал:

— Прибавь немного. Паренька знобит.

— Неудивительно, — откликнулся Анжело. — Чудо, что он вообще так долго продержался. Ты был слишком суров с ним, Мэтт.

Марио приобнял Томми за плечи.

— Слушай, Том, мне пришлось на тебя наорать, иначе бы ты расклеился. А за тобой и все остальные. Потом узнали бы зрители — и все, паника. Я видел такое.

А так ты держал себя в руках, и все прошло гладко. Сейчас можешь не сдерживаться, если хочешь. Теперь самое время — когда все позади.

— Мне… п-просто оч-чень х-х-холодно, — выговорил Томми. — Наверное… наверное, з-замерз в… в б-больнице.

На стоянке царили темнота и тишина, но на звук мотора из билетной будки выскочил Джим Ламбет.

— Анжело, все в порядке? Томми, как отец?

Выслушав их, он потрепал Томми по плечу.

— Хороший парень. Марио, отведи его в постель. Он молодчина.

Мальчик слышал лестный отзыв, но слишком замерз, чтобы разбирать слова.

Анжело подвез их к трейлеру Зейнов, и Марио с Томми вышли.

— Я останусь с ним. Иди поспи, Анжело.

— Я в порядке, — заспорил Томми, но Марио молча подтолкнул его к дверям.

Здесь по-прежнему горел свет, корзинка с рукоделием лежала там, где оставила ее мать, — с его собственными трико, натянутыми на штопальный грибок. На спинке кресла висела отцовская рубашка.

Томми сжимал зубы, холод пробирал, казалось, до костей. Он забыл, каково это — быть в тепле. Ему чудилось, будто он сдерживает дыхание, сопротивляясь холодному удушающему напряжению, долгие часы.

Марио сразу отправился в ванную.

— Слава богу, что здесь хорошее снабжение горячей водой. Раздевайся и прими душ — очень горячий, какой только сможешь вытерпеть. Я принесу что-нибудь теплое.

— Марио, я