у местного германского подполья. Иначе как объяснить историю с самолётом, практически синхронные убийства работников дипмиссии? У этих парней, прошедших отличную школу Абвера и СД, много возможностей, особенно в стране, которая практически была всегда их союзником, а для нас до сих пор остаётся только настороженным партнёром, готовым при случае засадить наваху между рёбер. И это, как вы понимаете, не простая игра слов.

Уолш молча кивнул. Всё было и так ясно.

— Тогда действуем следующим образом. Я передал радиограмму в Вашингтон. Завтра оттуда прибывает комиссия ФБР. Формально они будут заниматься расследованием крушения самолёта. Но с ними прилетят двое парней нам в помощь. Одного я знаю, это старина Джек Хопкинс, майор, прекрасный оперативник, он мне сильно помог в Чили. А вот второго я лично не знаю, какой-то мощный нелегал, работал в России. Чем он нам может быть полезен, я пока не знаю, известно только, что он специализировался по физикам-ядерщикам. Правда, в Москве Советы ему малость прищемили хвост, и ему пришлось оттуда делать ноги. Но начальство считает, что здесь он будет нам полезен.

— Вполне возможно, — согласился Розенблюм, про себя тихонько выдыхая… Кажется, карающий меч судьбы сегодня только слегка царапнул по затылку и похолодил загривок. — Нам бы очень не помешал специалист по этой теме.

— Тогда завтра я отправлюсь в город, у меня вечером встреча с Хопкинсом в тихом месте. По ряду причин, сами понимаете, в посольстве мы светиться не станем.

— Разумно, — одобрил швейцарец. — И Бога ради, Редрик, помните, что в городе действует шайка прожжённых убийц, готовых на всё. Будьте крайне осторожны.

— Вот умеете вы настроение поднять, честное слово, — пробормотал Уолш, покидая кабинет.

Розенблюм подошёл к окну, некоторое время вглядывался в серый водяной занавес, а потом широким движением задёрнул портьеры.

Буэнос-Айрес. Конспиративная квартира над школой танго «La Sonrisa». 8 января 1951 года.

В город они приехали накануне вечером и сразу же завалились спать, как убитые. Котов с Иваном, проведя несколько часов за рулём, едва нашли в себе силы попить чаю, Андрея ещё хватило на душ. Зато поднялись все ни свет, ни заря, патио уже наполнился традиционными утренними звуками: кто-то с кем-то ругался, энергично к месту и не к месту поминая Деву Марию, кто-то напевал гнусавым голосам фривольную песенку, тётушка Элоиза зычным не по возрасту голосом звала какого-то Франсуа, поскольку опять прохудилась водопроводная труба в общем подвале.

В этом таком знакомом и родном гвалте Ивану на какой-то шалый миг почудилась родная Москва, такая далёкая, но до боли узнаваемая в звуках раннего аргентинского утра. Разве что кричали и ругались на испанском, что ещё раз подтверждало, что по сути своей люди все одинаковы вне зависимости от того, где им выпала судьба проживать: в старом арбатском дворике или в утопающем в цветах экзотической акации патио Буэнос-Айреса.

— Чего ж так орать-то? — возмутился, наконец, Андрей, натягивая на голову подушку и пытаясь снова уснуть. Но Котов не дал ему шанса вернуться в прежнее состояние.

Он появился на пороге спальни своих бойцов в одних трусах, играя упругими мышцами торса.

— Подъём, орлы, вас ждут сегодня великие дела!

Он не стал дожидаться, когда «орлы» выпростают свои вымотанные вчерашней дорогой тела из-под одеял, а отправился в душ, напевая какую-то залихватскую республиканскую мелодию, наверняка подцепленную где-то в окопах под Мадридом в далёком тридцать шестом.

Иван не стал тянуть и одним упругим движением выбросил гибкое молодое тело из-под одеяла. Сделав несколько энергичных движений для общего разогрева, он принялся выполнять комплекс тонизирующей гимнастики, прочно вбитый ему в голову старшиной из разведшколы. Через пару минут он почувствовал, как кровь рванула по жилам, кожа словно бы заполыхала огнём. Дело пошло, теперь осталось только принять душ.

Он услышал, как Котов перестал напевать, дверь душевой хлопнула, и Иван, на ходу подхватив полотенце со спинки кровати, направился заниматься водными процедурами.

Андрей наблюдал за всем этим, лёжа на постели, забросив руки за голову. Когда приятель вышел из комнаты, он тоже весьма бодро вскочил и, проведя пару ударов по воображаемому противнику — то, что боксёры называют боем с тенью», выскочил на балкон.

С высоты третьего этажа патио был как на ладони.

В дальнем углу тачал на своём станке чей-то ботинок сапожник Сандро. Точно никто не знал, какой он национальности, но сапожник говорил практически на всех европейских языках, правда одинаково скверно. Ругался, правда, на каком-то своём, гортанном и мелодичном. Иван предположил даже, что Сандро — албанец или даже грек, но проверить это не представлялось возможным: с окружающими Сандро беседовал исключительно про обувь или погоду, и никогда не заводил разговор на темы, которые могли бы пролить свет на его прошлое. А остальные т не очень-то интересовались.

Тётушка Элоиза развешивала бельё на маленьком узеньком балконе и негромко переругивалась с соседкой по поводу несвежего молока. В чём тут провинилась соседка, Андрею пока было непонятно.

В дальнем углу патио, на скамейке, несколько стариков судачили по поводу какой-то статьи в вечерней «Кларион», спор был ожесточённый, так в Москве спорят только болельщики «Спартака» и «Динамо»… Хотя, кто знает, возможно деды и были местными болельщиками. Сборная Аргентины отказалась принимать участие в прошлогоднем Чемпионате мира в Бразилии, и по этому поводу шум в городе не утихал до сих пор: игру здесь любили протсо до оголтелого фанатизма.

И в этот момент кованая калитка в воротах распахнулась, и во двор впорхнула невесомая в своём ситцевом платье в горошек Габриэла. Она насмешливо помахала полуодетому Андрею и устремилась к их подъезду.

Андрей мгновенно слинял с балкона, бросился к стулу, на котором по своему обыкновению аккуратно развешивал одежду, натянул брюки, с трудом попадая в брючины, майку и накинул рубашку. Пуговицы он ещё застёгивал, когда услышал из прихожей приветливый роком Котова:

— Сеньорита Габриэла? Как же, как же, ждёт… Что вы, всю ночь не спал… На балконе, говорите? Так с раннего утра только вас и высматривал, даже от завтрака отказался… Один момент…

Дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник великолепный майор в своём банном халате:

— Эй, засоня, к тебе дама… Ого, да войска, я смотрю, при полном параде… Прошу!

Котов сделал приглашающий жест в сторону гостиной. Андрей провёл рукой по волосам и шагнул на встречу насмешливо склонившей головку к плечу Габи.

— Привет, ранняя пташка, — приветливо бросил он. И успел услышать над ухом смешок Котова: «Смотри-ка, на ловца и зверь бежит». Но только отмахнулся.

Глава 4

Пауки в