Хопкинс был сейчас именно тем человеком, который мог разрулить ситуацию. Он много работал по Латинской Америке, отлично знал местные нравы, возможности того или иного политика, особенности экономики той или иной страны.

Хопкинс появился минут через пятнадцать, безупречно выбритый, подтянутый, форменный мундир сидел на нём, как литой. Было ему, наверное, лет на пять больше, чем хозяину кабинета, его широкоскулое, словно рубленое топором лицо, ничего не выражало. Эта особенность Хопкинса способствовала тому, что за ним закрепилось негласное прозвище «Голем». Он знал об этом и нисколько не обижался, а даже, кажется, где-то даже гордился этим.

— Вызывали? — замер, вытянувшись в струнку, Хопкинс. Его стальные глаза смотрели, не мигая, как у змеи, и от такого взгляда Смиту было несколько не по себе. Он поспешно кивнул:

— Да, майор. Присаживайтесь.

Хопкинс осторожно опустился в крякнувшее под ним кресло. Всё-таки росту в нём было больше шести футов, да и весом Господ не обделил. Хотя всё это было, если можно так выразиться, исключительно в мышечном эквиваленте.

Смит толкнул к нему по столу лист с измышлениями парней из Конгресса по поводу событий в Буэнос-Айресе. Хопкинс сгрёб его своей лопатообразной ладонью, достал из кармана очки в неожиданно тонкой золотой оправе и, водрузив их на переломанный, словно у боксёра, нос, принялся внимательно читать. Это у него заняло не больше минуты.

Дочитав, он положил лист на стол, снял очки, откинулся на спинку стула.

— Как я понимаю, мне придётся туда скататься? — спросил он с полной невозмутимостью, словно речь шла о поездке на пикник в соседний лесок.

Смит пожал плечами:

— А кто его знает? Связь прервана. Группа затихла. Если ещё жива, конечно. Кто-то там серьёзно принялся за наших парней. Самолёт, посольские… У меня плохое предчувствие, Джек… Очень плохое предчувствие. Я тут без году неделя, ещё не успел вникнуть во все тонкости, так сказать. Отсюда не разберёшься, что да как. В общем, так: тут Конгресс привлёк ФБР к расследованию гибели самолёта, они не успели вылететь, как произошло это двойное убийство. Я отдам распоряжение, и тебя включат в её состав. Собирайся, вылет завтра. С вами полетит и человек на замену Баркли. Инструкции буду готовы, вот в этой папке сводки из Аргентины за последний месяц. Вникнуть успеете?

Хопкинс кивнул, молча взял протянутую папку, раскрыл, бегло пробежал глазами несколько страниц. В какой-то момент его брови поползли вверх. От взгляда Директора центральной разведки это не ускользнуло.

— Что-то не так?

Хопкинс закрыл папку, вытянулся:

— Никак нет, сэр. Только один вопрос, сэр…

— Слушаю.

— Там упоминается имя Бонненкампа, Мартина Бонненкампа, прикомандированного к группе Уолша, специалиста из Германии.

Смит наморщил лоб, потом лицо его прояснилось.

— Я помню. Он из внешней разведки Германии, оперативник. Его притащил с собой этот Розенблюм. Что с ним не так?

— Мне кажется, я его знаю. Да и на фото явное сходство.

— И кто же он? Любовник сестры нашего министра обороны? Тайный Санта-Клаус? — попытался неловко сострить Смит, но у самого от недоброго предчувствия остро кольнуло под ложечкой.

— Если это тот, о ком я говорю, то мы с ним пересекались в Европе, когда я занимался охраной нашей миссии во время суда в Нюрнберге. Даже имя не поменял, да и зачем, его тогда, как и многих их команды «Бранденбург-800» оправдали. Слишком уж они были нужны спецслужбам наших союзников. За него конкретно вступились, по-моему, британцы…

— Вот как, — Директор почувствовал себя выбитым из седла, настолько всё это было шокирующим. Сразу вспомнилась череда так и не раскрытых полицией Буэнос-Айреса убийств накануне известных событий. — Уолш ничего мне об не сообщал. Спасибо, Джек… Тогда всё становится ещё более тревожным. Собирайся, самолёт вылетает завтра в три пополудни.

Хопкинс кивнул и покинул кабинет.

Директор центральной разведки некоторое время задумчиво смотрел на захлопнувшуюся за майором дверь, потом опять придвинул к себе листок с распоряжением Конгресса. А затем, словно приняв для себя весьма непростое решение, медленно разорвал бумагу пополам и бросил обрывки в урну. Тщательно вытер пальцы влажной салфеткой. Он, опытный военный и дипломат, понимал, что на юге Южно-Американского континента сейчас зарождается практически Четвёртый Рейх. И не видел пока, чем может этому помешать.

Аргентина. Сан-Винсенте. Ранчо Мигеля Ортеги. 5 января 1951 года. Полдень.

На обед подавали «креольское локро» — густой суп из фасоли со свининой и огромным количеством специй. Ели все вместе: дюжина работников самых разных национальностей садилась за большой стол в месте с хозяином и его гостями под навесом в углу двора, и пожилой «asador» Родриго разливал громадным половником по глиняным мискам.

На «повара» Родриго принципиально не отзывался, поскольку был, по общему признанию, лучшим в округе мастером по приготовлению паррильяды — жареного мяса (а именно так и переводится название этого национального аргентинского блюда), которое делается на открытом огне вроде гриля или барбекю. А таких мастеров иначе как «паррильеро» или «асадор» и назвать-то страшно, смертельно обидятся. Ничего не поделаешь, обычай.

Паррильядой гостей Родриго попотчевал в первый же вечер, вызвав общее восхищение тонкостью вкуса и качеством приготовления этого замечательного блюда. И теперь он каждый день старался чем-то угостить «заокеанским друзьям своего господина»: то приносил им к завтраку свежие, с пылу, с жару «чорипанос» — что-то вроде американских хот-догов с колбасками чорисо, приправленными обладающим приятной кислинкой замечательным соусом чимичурри. А то угощал вернувшихся с прогулки по окрестностям европейцев «эмпанадос» — запечёнными пирожками с начинкой из овощей или мяса.

В этот день Мигель был за обедом несколько задумчивее обычного, почти не замечал подначек своего управляющего, Диего, по поводу соседки Анжелики, повадившейся наведываться на их ферму под различными предлогами — от поиска пропавшей овцы до просьбы починить глубинный насос. А по сути, пытающейся обратить на себя внимание его статного господина.

А что, всем известно, что сеньор Монтойя домовит, хозяйство у него крепкое, работникам платить не то, чтобы много, но зато исправно, да и кормит за свой кошт. Такое, по нынешним временам, редко встретишь. Теперь не до жиру, лишь бы хоть что-то платили… Сам Диего служил своему господину уже пятый год, практически с тех пор, как Мигель прикупил это никому не нужное ранчо практически за бесценок. То было смутное время, в стране царил хаос и безвластие, Перон только поднимался на политическом небосклоне, обычный партнёр аргентинских скотоводов и промышленников — Германия — лежала в руинах, и никто не предполагал, что полуразвалившаяся ферма через пару лет принесёт её новому хозяину такой доход! Сегодня на пастбищах и в загонах бродило