лёгкой руки Андрея, любителя шахмат, «дебютной идеей», он не потерпит, и потребовал именно сегодня обговорить с британкой все возможные варианты отъезда из столицы Аргентины.

Иван заранее приготовился к трудному разговору, он хорошо представлял себе, чего именно собирается потребовать, и какую ответную реакцию это может вызвать. Положение при «первой леди» Аргентины открывало для журналистки такие перспективы с точки зрения карьерного роста, что все его мутные намёки на некую опасность лично для неё, скорее всего никакого воздействия на Хелен не окажут. Иван это осознавал, и поэтому, с разрешения Котова, планировал в случае сложностей пустить в дело «тяжёлую артиллерию».

Прошло примерно полтора часа, когда парадные двери резиденции аргентинских Президентов распахнулись, и из них выпорхнула Хелен во всём своём очаровании. Она была настолько воздушна и элегантна, что даже строгое платье для официальных приёмов не могло нивелировать первое впечатление.

Иван подхватил букет алых роз, лежащий рядом с ним на скамейке, и шагнул ей навстречу.

— Вот, — он протянул ей розы, к своему немалому удивлению, отчего-то сильно смущаясь. — Наконец-то мы встретились…

Девушка приняла цветы безо всякого жеманства, погрузила лицо в аромат пышных бутонов, улыбнулась так, что у Ивана сердце вдруг зашлось в приступе тахикардии… Он хмыкнул, чтобы скрыть свои чувства, с наивозможнейшей элегантностью предложил ей локоть. Хелен взяла его под ручку, защебетала на ушко:

— Дорогой Хосе, с вашей стороны неприлично так надолго оставлять девушку в одиночестве. Я одна, в чужом городе… Тем более, что вы вели себя со мной вполне определённым образом, делали некие авансы… Что люди подумают обо мне, в той же школе танца, к примеру?

Она лукаво прищурилась, затем рассмеялась.

— Да ладно, не берите в голову, я всё понимаю… С приездом этого вашего приятеля, сеньора Ортеги, у вас, смотрю, прямо жизнь стала ключом бить! Есть перспективы с работой?

Иван выдохнул про себя, разговор сам собой сошёл со скользкой темы межличностных отношений в нужную колею. Как, впрочем, и предсказывал накануне Котов, прекрасно знакомый со всеми нюансами человеческой психологии. Правда, тот же Котов со вполне ощутимой долей скептицизма отзывался о женской логике и вполне допускал самые разные варианты развития диалога с Хелен. Он энергично закивал и начал с воодушевлением:

— О, да… Мы ездили к одному его знакомому, в предместья столицы, у него там большое ранчо. В ближайшее время мы переберёмся туда. Точнее, отправится Генрих, он накануне уговорил даже поехать с собой Габи…

— Даже так? — развеселилась Хелен. — Ай, да Габриэла, ай да тихоня! Как ловко всё обстряпала! Подцепила на раз такого парня! Этот твой Штраубе — замечательный юноша… Кстати, всё никак не вспомню, как вы с ним познакомились?

— Так это и неудивительно: я ни разу об этом не рассказывал, — осторожно начал Иван. — Мы с ним вместе приплыли из Лиссабона, познакомились ещё в порту, потом делили во время перехода через Атлантику, одну каюту. Так и сошлись.

— Интересно: он — немец, ты — испанец… Что между вами общего?

— Не знаю, — почему-то совершенно искренне произнёс Скиф. Он вдруг увидел их с Андреем со стороны. Он — москвич, сын профессора, баловень судьбы, перед которым были открыты возможности дальнейшего трудоустройства после окончания ВУЗа во всём многообразии. И Андрюшка, приехавший с далёкого седого Урала, живший в общаге, даже после своего престижного института вряд ли могущий надеяться на сколько-нибудь престижное место в передовых научно-исследовательских институтах страны.

Между ними изначально лежала бездонная социальная пропасть несмотря на политику государства, декларирующую всеобщее равенство. И только появление майора не просто уравняло их шансы, но и сблизило настолько, что теперь каждый даже из них даже и подумать не мог сделать что-то, не посоветовавшись с товарищем. И за ними стояла огромная страна, Родина-мать, готовая при случае вступиться за своих детей.

— Он — отличный парень и верный товарищ… Мы с ним, как Смок и Малыш у Джека Лондона, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон… Ну, не знаю, как Дон Кихот и Санчо Панса…

Хелен расхохоталась.

— Особенно умиляет последняя аллюзия… И кто же из вас Дон? Ты, конечно?

Иван тоже рассмеялся:

— Вот не поверишь: всё зависит от ситуации.

— А я думала, что у немцев всё по расписанию. Скажем, по чётным дням он Дон Кихот, а по нечётным — Санчо.

— Ну, что ты, что ты… Не всё так запущено. У нас полное равноправие. Так что может случиться, что ты окажешься как-нибудь лицом к лицу сразу с двумя борцами с ветряными мельницами.

— Ну, это уже перебор! Когда-то Испании и одного Кихота хватило сполна.

— Согласен. Кстати, всё хочу спросить, да, как-то, к слову не приходилось: почему президентский Дворец розового цвета? Да и название, Каса Росада, Розовый Дом…

Хелен рассмеялась:

— А чем тебе не нравится?

— Ну, не мужественно как-то, — смутился Иван. Хелен призадумалась на секунду. Потом пояснила:

— Знаешь, здесь существуют две версии. По первой, в раствор для штукатурки замешивали кровь быков, чтобы она была более устойчивой. Во втором варианте, дворец розовый от крови, пролитой борцами за независимость Аргентины. Выбирай, который тебе больше нравится.

Иван покачал головой:

— Вот не поверишь: оба хороши. И таки да, ты права: в любом варианте этот цвет вполне мужественен. Аргентина не перестаёт меня удивлять.

— То ли ещё будет, — на полном серьёзе кивнула Хелен. — Так куда ты сегодня меня поведёшь? Если я не ошибаюсь, это наше первое настоящее свидание?

Иван удивился:

— И что ты имеешь в виду под понятием «настоящее»?

— Как — что имею в виду? Цветы, прогулка… До этого мы всё больше в компании встречались или на занятиях в студии танго.

— Слушай, действительно! Я как-то об этом не подумал… Так где посидим? Хелен, послушай, я здесь — новичок. И полагаюсь на твой вкус…

Хелен хитро прищурилась:

— А не боишься, что мой вкус обойдётся тебе в весьма звонкую монету?

— Нет, — рассмеялся Иван. — У тебя не получится меня разорить.

Он не лгал, Котов действительно накануне снабдил их достаточной суммой в местной валюте и порекомендовал не «жлобиться», сейчас важен был результат. А на вопрос, не вызовет ли подозрения их столь явная финансовая состоятельность, ведь они, как-никак, иммигранты, сеньор Ортега философски заметил: «Что поделаешь, последствия Мировой войны… Сейчас идёт финансовый передел мира. Рушатся и возникают из ниоткуда громадные состояния. Кому какое дело для этих, в сущности, копеек, у никому не нужных беженцев?». Но Хелен всё-таки задала этот вопрос…

— И что, у иммигрантов теперь столь достойное пособие?

— Отнюдь, — парировал Иван. — Просто мы с Генрихом изначально ехали сюда не