костёр неожиданно вспыхнул. Сирин ждала появления Яра со склянкой в руках и плеснула из неё на костёр, чтоб разжечь огонь снова. Комнату заволокло запахом спирта и треском сухих поленьев. Сразу стало чадно и душно. Полунагое тело Сирин покрылось крупными каплями пота, чёрные словно уголь глаза смотрел через синее пламя. На лице Сирин играла улыбка. При свете огня Яр смог лучше разглядеть её сумрачный угол.

Свободного места здесь почти не осталось. Половину комнаты занял капот машины, прикрытый обрывком ковра, остальная часть дома была завалена рухлядью, но и тут Сирин приложила хозяйскую руку и закинула груды ломанного кирпича пёстрым тряпьём, сверху рассадила вылепленные из глины фигурки. Глаза человечкам заменяли пуговицы или мелкая речная галька. Некоторые одевались в платьица из лоскутов, сухие веточки служили им ножками и ручками.

Пока Яр смотрел на фигурки, Сирин вынула из застёжки на юбках клинок и разрезала себе ладонь. Она сложила руки и протянула их к Яру. Он догадался, что нужно делать, взял склянку и вылил остатки алкоголя в пригоршню Сирин.

– Как много страсти в Тени сокрыто, – прошептал он и приник к напитку в ладонях. Яр жадно глотал и горячащий напиток обжёг ему пищевод и желудок. Сирин поднесла ладони к губам, но не успела выпить остатки, как Яр повалил её на шкуру возле очага. Она распахнула рот в немом смехе.

– По следам моим стелешься, за спиной моей обернёшься... но сегодня моя! Моя!

Он отбросил последний атам из застёжки на юбках и лучше рассмотрел узоры на бёдрах. Рисунки из алых линии и точек Яр покрыл поцелуями, после метнулся к груди. Утопая в его ласках, она помогла ему приспустить край одежды. На озарённой костром стене переплелись и ритмично задвигались тени. Между окровавленных зубов Яра со свистом вырывалось дыхание. Он смотрел в бездонно-чёрные глаза Сирин – невозможно оторваться, насытится, он будет желать её вечно! Так предназначено, завещано, загадано, заповедано, заговорено. Так приказано ему самой кровью.

Но тут Звериный Дух вспомнил иное: испуганный взгляд и странное чувство от поцелуя, непорочность и чистоту жертвы. Яр закрыл глаза и представил себе, как греется не с немой ворожеей, а с вопящей от ужаса крестианкой. Он грубо задвигался, пусть не понимал почему, но голубые глаза дочери Настоятеля распалили в нём страстность.

Да ведь это же его глаза! – осенило вдруг Яра. Глаза его матери! Как такие глаза могли оказаться у крестианки? Больше всего в Явьем мире он хотел знать ответ, хотел страстно любить, истязать, обладать ей, и обезуметь!

Сирин замычала и внезапно ударила Яра по щеке – она поняла, что он грезит о ком-то другом. От хлёсткого удара Яр очнулся и открыл глаза. Лицо Сирин исказило отчаянье, но это сделало её немного похожей на ту, кого он и правда хотел.

Яр перевернул Сирин рывком на живот, она сопротивлялась, но он крепко сцепил её руки за поясницей и овладел ею сзади. От боли и униженья она зарыдала, но Яр только крепче придавил её сверху.

– Тихо, тихо… – шептал он, купаясь лицом в шелковистых волнах её чёрных волос. – Найду тебя среди зимних снегов, вместе разделим тепло и в единого Зверя сольёмся. Чую… чую в тебе Волчий Дух. Никогда больше не отпущу и одну не оставлю!

Яр накрыл голову Сирин платком и продолжил любить её своей грубой любовью. У неё по щекам катились слёзы, но не от боли или стыда – сегодня для Яра она осталась лишь той, о ком ничего толком не знала.

*************

Союз Зверья и человека давно распался. Сергей больше не слушал Волка, а Дух всё реже приходил к нему на выручку. Только в самые страшные минуты гнева он ощущал в себе прежнюю звериную ярость. Порой Сергею хотелось вцепиться в обидчика, сломать ему шею или выпотрошить, как собаку. Но всякий раз он сдерживался и глушил Зверя внутри. Недоверие к людям, дар слышать ложь и волчья расчётливость – сделали из него сильного правителя. Но с каждым годом, проведённым в Монастыре, чутьё Сергея ослабевало. Без кровавого обращения глаза больше не видели ночью, как днём, слух не улавливал самые тихие звуки, а ложь раскрывалась лишь самая наглая, сказанная в лицо.

И сейчас он почти ничего не мог разглядеть в ночном лесу, только серые столбы сосен, да и то в пяти шагах от себя. В более юные годы, когда вкус собственной крови был привычен на языке, он за двадцать шагов различал бегущего в темноте зайца. Славная в то время была охота! Да и терзаний на душе было гораздо меньше, все ответы просты, а вопросы сводились лишь к выживанию рода.

Теперь же чутьё немолодого отца глушило саднящие беспокойство: «Где Женька? Как она? Что с ней сделали? Только бы выжила...».

Будь он простым человеком, кто лишь слышал о зверствах Нави, и то меньше бы беспокоился. Но он хорошо знал порядки подземного племени. До утра многое могло произойти, но всё, что случится, они вместе переживут, лишь бы не повстречаться с ведуньей, иначе Женьку ждёт смерть. Единственная надежда на спасение для неё – перехватить стаю в лесу, пока они не добрались до логова.

Сергей потёр ноющие глаза, хотя лучше видеть не стал. Большую часть пути он спасался лишь тем, что брёл по чёткому следу, избегая выходить на пролески под свет луны. В любую минуту он мог столкнуться с ещё одной Навьей напастью: когда-то давно вместе с охотниками жила стая боевых псов, хотя ни один из них даже близко не мог сравниться в росте с осёдланной лошадью.

У страха глаза велики. Ратник из каравана, наверное, что-то напутал о чёрных волках. Но всё-таки многое могло измениться с тех пор, как Сергей вышел из