Следы вывели его к тому самому дому, в котором застрял расстрелянный автомобиль. Стоило войти в ограду, как до слуха Сергея донёсся тоненький звук, от которого само сердце оцепенело – плакала девушка, обиженно и очень горько.

Тотчас душа вспыхнула от лютой злобы. Зверь рвался вперёд, он хотел одного – спасти свою дочь, а для разбойника мук пострашнее. Впервые за восемнадцать Зим Волчий Дух столь сильно потребовал крови, что Сергей с великим трудом удержался. В висках гулко заухало, живот скрутило от боли, но, отдышавшись, он отодвинул полог стволом карабина и вошёл в полутёмную комнату.

Странное место – дом множества глиняных кукол. Обломки вещей – нечто вроде алтаря для божков с каменными глазами. Удушливо пахло дымом, сырой гнилью и многозимней затхлостью. Под серебряной шкурой за очагом лежали двое. Обнажённый дикарь крепко спал, он притомился за день набега и за ночь, проведённую с пленницей.

Его черты показались Сергею знакомыми: тёмные брови, выбритые на висках волосы, но он никогда прежде не видел такого подземника, ему даже не верилось, что пред ним сам Навий Пастырь.

Под серебряной шкурой рядом с ним вздрагивала и плакала темноволосая девушка. Даже в сумраке комнаты Сергей разобрал, что это не Женя. Вместе с волной облегчения его охватила новая злоба: нет, не та звериная ярость, которую он поборол возле входа, а холодная и решительная злость судьи, готового вынести приговор. Он вспомнил кровь на сидениях броненосца, воронье над телами убитых, труп Данилы на водительском месте и легко представил, сколько зла ещё сотворит Навий Пастырь, если оставить его в живых.

– Таскал волк, потащат и волка, – прошептал он и направил ствол карабина на спящего. Палец напрягся, Сергей почти что нажал на спусковой крючок, но неожиданно девушка перехватила ствол и отвела его в сторону. Дикарь спал, в это время над ним Сергей пытался вырвать из рук девушки карабин. Распахнув рот в немом крике, она ни в какую не отпускала оружие. На голове у неё звенело очелье из когтей и монет, руки сплошь покрыты татуировками – нет, она вовсе не пленница, а любовница дикаря. В черных глазах дикарки сверкала мольба, смешанная со страхом. Во время борьбы она старалась не разбудить охотника, ведь тогда Сергею придётся точно стрелять. В конце концов она крепко прижала ствол карабина к своему сердцу и больше не двигалась.

– Пусти. – Шёпотом приказал он. Дикарка смотрела исподлобья и не отпускала. Тогда Сергей попытался снова вырвать оружие, но она держалась за него крепче, чем за собственную жизнь. Можно было убить её и следующим прикончить охотника, но от первого выстрела он наверняка проснётся и нападёт.

– Ладно же, – кивнул Сергей. – Пусть живёт твой ублюдок и за каждый вздох тебя благодарит.

Он потянул карабин, на этот раз дикарка отпустила, но тут же легла и закрыла собой любовника. С великим напряжением в глазах она наблюдала, как он отступает к выходу.

Сергей осторожно выглянул за матерчатый полог и, стараясь не слишком шуметь, протиснулся мимо машины. Надо было как можно скорее убираться из леса, пока стая не отыскала его следы у ночёвки.

Почти рассвело. Охота ещё не окончена, пусть главную добычу Сергей упустил. Забросив карабин за спину, он побежал по хрустящему снегу. Где-то ждала его дочь, оставалось лишь надеяться, что Егору и Василию повезёт больше.

Глава 7 Алчба

Темнота. Как свет рождается из одной искры, так и ощущение чужого присутствия рождается из одного лишнего вздоха, из одного постороннего удара сердца, из еле заметного касания шерсти по голой коже. Женя вздрогнула и вскочила со снега и попятилась в темноту.

– Кто здесь? – потёрла она плечо, которого коснулась шерсть неведомого зверя. Темнота окружила её, словно непроницаемая завеса. Женя не понимала, в каком месте она очутилась. Она стояла совершенно нагая посреди заснеженного ровного поля. Здесь не было ничего, кроме неё самой и хищника в темноте.

Позади раскатился рык, тела снова коснулась шкура. Женя обернулась, но в чёрной как сажа тьме не разглядела чудовище, лишь почувствовала его приближение, будто обжигающий холод Зимы коснулся нагого тела. Она не боялась его и, кажется, понимала, о чём думает чудище: Зверь не хотел причинить ей вреда, он сам сейчас приглядывался к человеку.

– Покажись мне! – закричала она, не желая терпеть за своей спиной хищника.

– Выйди! Я ведь знаю, ты здесь! – окликала она чудовище. Женя озябла, брови и ресницы заблестели от инея. Долго она не продержится на морозе. Зима владычествует над тьмой безраздельно, не осталось никакого намёка на оттепель ранней весны, вообще ничего – ни солнца, ни леса, ни звёзд. На секунду Женя подумала: ей здесь не выжить, если Зверь не придёт, если он не покажется из темноты.

– Если ты есть, я хочу тебя видеть, – зашептала она посиневшими от мороза губами. – Покажись! Кем бы ты ни был, чего бы ты от меня не хотел, если сейчас не придёшь, то навеки останешься в темноте – ибо свет горит лишь при жизни.

Словно бы из ниоткуда и сразу со всех сторон её охватил низкий рык, так мог рычать только крупный и злобный хищник. Перед лицом вспыхнуло две голубые искры. Огоньки очертили ветвистый узор, заплелись во тьме в тугие спирали и замерли, как два пламенных голубых глаза. Зверь впервые взглянул на неё и в мертвенном мире появилось глубокое, как работа кузнечного меха, дыхание. Облако пара слилось воедино с дыханием Жени. Перед ней стоял могучий серебряный волк.

От удивления она снова проснулась, но на этот