врача и к 1524 году завершил черновик своей «Лозаны». Уроженка Кордовы, как и ее создатель, Лозана происходит из семьи еврейских конверсос, проводит часть своей юности в завоеванной Гранаде и других местах Испании, переживает многочисленные приключения в Турции и Леванте, прежде чем прибывает в Рим как раз вовремя, чтобы стать свидетельницей интронизации Льва X. Поселившись в Вечном городе, она становится опытным косметологом (ее специальность — брови и чистая кожа), искусной поварихой средиземноморской кухни, целительницей сексуальных болезней и расстройств, а также проституткой — сначала простой путаной, очаровывающей мужчин красотой и остроумным разговором, затем куртизанкой и, наконец, руководительницей и сводней для других куртизанок. Ее клиенты — мужчины и высокого и низкого звания, в том числе послы, монахи и один каноник. Она хранит преданность своему слуге, деловому партнеру и любовнику по имени Рампин: он тоже сын евреев или еврейских конверсос, и его тошнит, когда он ест ветчину. Стремясь добиться желаемого, Лозана способна сказать и сделать все, что угодно, и гордится своей независимостью: «Я ем за свой счет, что делает еду вкуснее, и я не испытываю зависти ни к кому, даже к папе римскому». Один из поклонников, мужчина, очарованный ее красотой, но не одобряющий ее выходки, сурово отзывается о чрезмерной вольности, царящей в Риме: «Как вы думаете, за что еще Риму дали прозвание Вавилона?.. Почему еще Рим называют распутницей (Roma putana)?»[564]

«Лозана Андалуза» Деликадо была опубликована только в 1528 году в Венеции (причем к диалогам, написанным в 1524 году, были добавлены зловещие намеки на грядущее разграбление Рима имперскими войсками). И на этот раз Йуханна ал-Асад не мог прочесть книгу в печатном виде, и если пути двух мужчин не пересекались ранее в Риме — что, как мы увидим, было возможно, — то он не знал о произведении Деликадо. Но «Лозана Андалуза» открывает нам социальный и сексуальный мир, бурливший вокруг Йуханны ал-Асада, а ту манеру, в которой в книге говорится обо всем этом, он мог слышать от других и использовать сам.

И Аретино, и Деликадо мимоходом упоминали о гомосексуальном влечении, причем Аретино натолкнула на эту мысль древняя мраморная скульптура в саду банкира Киджи: сатир, пытающийся овладеть юношей. Гомо­эротические практики строго осуждались в христианской Италии, как и в исламских обществах, считаясь греховными и даже дьявольскими, однако в самых разных кругах их не прекращали — с определенной осторожностью, но и с большей, чем в Северной Африке, вероятностью того, что участников выследят и предадут суду. В те самые месяцы, когда ал-Хасана ал-Ваззана везли в замок Святого Ангела, один из папских судов в Риме оштрафовал за «содомию» пятерых мужчин, в числе которых были испанский иммигрант, еврей и священник, а шестого наградил за предоставление информации[565].

Выйдя из тюрьмы, Йуханна ал-Асад мог без труда обнаружить, что «красивый мальчик», безбородый юноша — это фигура, занимающая важное место в мужском воображении в Италии, так же как и в Северной Африке. В кругах римских гуманистов-церковников встречались люди, обвиняемые в гомосексуальных связях, в том числе епископ-историк Паоло Джовио, который в одном высокоученом стихотворении утверждал, что содержит cynaedus, то есть юношу, являющегося его пассивным партнером. Кастильоне, который в начале 1520‐х годов в Риме подготовил новую редакцию своего «Придворного», привел шутливый обмен репликами между двумя господами, посетившими город во время Великого поста: один, увидев красивых римских женщин, процитировал Овидия: «В вашем Риме столько дев [puellas], сколько звезд на небе», после чего другой, увидев группу молодых людей, отвечал: «В вашем Риме столько же cinaedos, сколько ягнят на лугах». В 1524–1525 годах Бенвенуто Челлини взял одного такого парня себе в помощники, когда работал над вазой для епископа Саламанки. Этот Паулино был так красив, что Челлини проникся к нему любовью, развлекал музыкой, лишь бы увидеть его милую простодушную улыбку, и «нисколько не удивлялся тем историям, которые греки писали о своих богах»[566].

В те времена в Венеции и во Флоренции целые группы подростков мужского пола вступали в связь со старшими мужчинами в качестве положенного приобщения к сексуальности. Некоторые из них в дальнейшем становились молодыми проститутками, другие находились на содержании у мужчин, а многие женились, став взрослыми. Вокруг этих обычаев сложилась сеть особого языка, шуток, привычек и мест встречи, сохранявшаяся, несмотря на надзор, судебное преследование и наказания со стороны властей, а в случае Флоренции — несмотря на решительную атаку Савонаролы на «отвратительный порок» в период республики 1494–1498 годов. Вскоре после того как Медичи вернулись к власти во Флоренции в 1512 году, а затем еще раз в 1520 году, суровые наказания за содомию, наложенные в годы правления Савонаролы, были смягчены, особенно в отношении молодежи[567].

Связанный с кругами Медичи в Риме, Йуханна ал-Асад, должно быть, слышал об этом мире. К тому времени, когда он начал писать своих «Знаменитых мужей» и «Географию», он подхватил местные слова и обороты речи, связанные с гомосексуальностью — те самые слова и фразы, которые пересказывали флорентийской полиции нравов, Офицерам ночи, ее информаторы, и которые встречаются также в народных текстах. Например, как рассказывает Йуханна ал-Асад, юный сын нынешнего султана Туниса, посланный своим отцом управлять городом Константина, вызвал возмущение горожан не только потому, что был несправедлив, но и потому, что он был «un cinedo et grande imbriaco», то есть юный пассивный педераст и большой пьяница. Мужчины, переодетые женщинами, в фесских гостиницах «держат мужчину как мужа», подобно тому как во Флоренции мужчины постарше говорят, что «держат мальчика как женщину». Население Феса желало смерти этим «giottoni» — так Йуханна ал-Асад записал слово «ghiotti» — «обжоры», используемое в народной поэзии и сленге для обозначения содомитов[568]. И, упоминая «fregatrice» из Феса, он, как видно, сумел хорошо уловить популярные в то время в Италии слова, обозначающие эротические действия между женщинами[569].

Итак, Йуханна ал-Асад узнал о сексуальных сетях и интимных отношениях в Италии, а принимал ли он сам в них участие? Полный сил мужчина тридцати с лишним лет, он должен был помнить, что мастурбация запрещена маликитским законом, хотя некоторые другие мусульманские законоведы ее разрешают, «чтобы облегчить желание». Христианское учение также включало мастурбацию в число запрещенных «грехов против природы», о которых положено сообщать своему духовнику на исповеди[570]. В любом случае онанизм был жалким утешением для человека, который предстает в своих текстах не склонным к одиночеству.

Йуханна ал-Асад, вероятно, был носителем того же сложного отношения к гомоэротическим контактам с