громкое рычание и, опустив глаза, удалится, не причинив женщине никакого вреда». Мы помним не только о том, что Йуханна ал-Асад всегда боялся львов, но и о том, что, когда он записывал эту историю, он уже и сам стал «львом», ал-асад. Вот какова, наверно, была для него сила женской сексуальности[557].

***

Экономика, построенная на эксплуатации секса, и гендерные отношения, которые наблюдал Йуханна ал-Асад в годы своего пребывания в Италии, были и схожи, и различны с теми, что он знал в Северной Африке и в мире ислама. В Риме примерно 60% из 54 тысяч городских жителей составляли мужчины, и такой перекос объяснялся отчасти множеством церковников в его монастырях и дворцах; а паломники, дипломаты и другие пришлые, которые увеличивали население Рима в течение года, в большинстве своем также были мужчинами[558]. За шестнадцать месяцев, проведенных в замке Святого Ангела, ал-Ваззан едва ли видел женщин — разве что промелькнет служанка или заключенная, или встретится женщина на улице, когда его поведут на допрос или на катехизацию.

Отпущенный на свободу уже как Йуханна ал-Асад, он поначалу вращался в кругах мужчин-христиан, по идее (если и не всегда на практике) соблюдавших целибат: при дворе папы, в Ватиканской библиотеке, в папской канцелярии или в окружении кардинала Эгидио и других его крестных отцов. Когда он переписывал Послания апостола Павла в римской резиденции Альберто Пио, то снова находился в обществе мужчин, давших религиозный обет безбрачия. Он, должно быть, много узнал о безбрачии как о состоянии священном, обязательном при несении духовенством возвышенных обязанностей, связанных с таинствами церкви. Это составляло контраст с основным направлением исламского учения, где лишь некая малоизвестная ветвь суфизма учила, что для продвижения вверх по лестнице любви к Богу необходимо «вычистить похотливое желание из мужского сердца». Нигде в своих сочинениях Йуханна ал-Асад не выразил согласия с такой точкой зрения. Его единственное описание исламской секты, прибегающей к «воздержанию» наряду с другими аскетическими практиками, чтобы подняться до уровня ангелов и божественной любви, заканчивается словами о том, что эти самоотреченцы «принялись пользоваться всеми мирскими удовольствиями»[559].

Его сомнения в святости безбрачия, наверно, укреплялись из‐за поведения духовенства в Италии. Кардинал Эгидио, возможно, и оставался верен своим августинским обетам, но Джованни Франческо Пико делла Мирандола на Латеранском соборе 1517 года укорял слушателей — папу и кардиналов — за то, что они содержат «наложниц», которых осыпают драгоценностями. «Честные куртизанки» (cortigiane oneste) Рима и других городов имели среди своих любовников и покровителей как видных мирян, так и священнослужителей. В Северной Африке такие женщины были талантливыми и красивыми рабынями при дворе султана или в домах знатных семей, но здесь, в Риме, самые удачливые из них владели собственными роскошно обставленными домами и славились изысканными нарядами, а иногда и ученостью. Знаменитая Империя когда-то принимала высокопоставленных римских церковников и великого банкира Агостино Киджи, а Фаустину Морозину содержал литературный критик Пьетро Бембо, хотя сам в 1520‐х годах занимал второстепенные должности и служил секретарем папы Льва X[560].

Мужчины более скромного положения искали сексуальных утех у проституток, meretrice. Получив свободу ходить по римским улицам, Йуханна ал-Асад должен был очень скоро их увидеть и услышать о них, ведь они составляли часть картины городского общества. Как и в Северной Африке, их ремесло считалось здесь греховным и позорным, но его терпели и в какой-то степени регулировали. В Венеции и Флоренции меретриче должны были проживать только в определенных кварталах; в Риме времен Йуханны ал-Асада они жили повсюду. В 1508 году Эгидио да Витербо произнес пылкую проповедь перед городскими проститутками, но лишь немногих она вдохновила на раскаяние. В 1521 году особенно много их обитало в квартале Кампо Марцио, по соседству с Йуханной ал-Асадом и недалеко от августинского монастыря Эгидио. Эти предприимчивые и жизнерадостные женщины съезжались сюда со всех уголков Италии, а также из Франции, Германии, Греции и Испании. Они стояли у себя в окнах и у дверей, помечали свои дома специальными полотнищами или коврами и расхаживали по улицам, привлекая внимание нарядами и поведением[561].

Два сочинения, написанные в Риме в те годы, когда там жил Йуханна ал-Асад, отражают свойственное городу обостренное восприятие сексуальности, близость сакрального и профанного, целибата и эротизма. Одно называлось «I Modi» («Позы») и являло собой набор из шестнадцати описаний гетеросексуальных сношений — не между античными богами, а между простыми смертными современниками в их спальнях. Джулио Романо, ученик и наследник Рафаэля, отвлекся от завершения фресок в зале Костантино в Ватикане, чтобы изобразить их на картинках, а затем передать граверу Маркантонио Раймонди. К концу 1524 года «Позы» пошли в печать, а гравера заточили в замок Святого Ангела. Папа Климент VII не возражал против того, чтобы рисунки ходили среди небольшой группы людей, но их распространение печатным способом вызвало скандал. Тем не менее против тюремного заключения Раймонди выразили протест некий кардинал и Пьетро Аретино, поэт, драматург и дерзкий сатирик, один из близких друзей папы — и гравера выпустили. «Тронутый духом, подвигнувшим Джулио Романо их разработать», Аретино решил написать к картинкам «Sonetti Lussoriosi» («Похотливые сонеты»). «Что плохого в том, чтобы увидеть, как мужчина возляжет на женщину? — вопрошал Аретино. — Это источник, из которого хлещет поток жизни»[562].

Сонеты Аретино были опубликованы только в ноябре 1527 года в Венеции, когда Йуханна ал-Асад уже почти наверняка уехал из Италии в Северную Африку. Но если он слышал об этих гравюрах в 1524 году, то это, вероятно, вызвало его любопытство, а может быть, и шокировало: и непременно бы шокировало, если бы они попались ему на глаза как раз тогда, когда он переписывал Коран для почтенного Эгидио да Витербо в 1525 году. Изображения людей были редкостью в арабских книгах в Магрибе, но их веками помещали в рукописи на востоке исламского мира. Можно предполагать, что он видел рукописи с иллюстрациями в библиотеках Феса или Туниса или во время своих визитов в Каир и Стамбул, но, вероятно, никогда не сталкивался ни с чем подобным откровенной эротике «Поз»[563].

Другим произведением в этом духе, созданным в Риме в те годы, был «Retrato de la Losana Andalusa» («Портрет Лозаны Андалузки») Франсиско Деликадо. Деликадо родился в Андалусии, может быть — в семье обращенных евреев, в то же десятилетие, что и ал-Ваззан, родившийся в Гранаде в семье убежденных мусульман. Еще до правления папы Льва X Деликадо обосновался в Риме в качестве священника и