всему Риму, здесь жили приезжие отовсюду: из разных частей Италии, кое-кто из Испании, довольно много из Германии. Через несколько улиц от Йухан­ны ал-Асада начинались дома, переполненные евреями. Подруга Йуханны ал-Асада, по всей вероятности, была в Риме чужестранкой, возможно — крещеной мавританкой (mora) из его прежнего района на Кампо Марцио, где жили многие из них. Вступить в брак с такой особой было бы делом совсем несложным — без установления родственных связей, возникавших между семьями с более прочными римскими корнями, с очень небольшим приданым, запись о котором бегло нацарапал какой-нибудь нотариус, с обручальным кольцом для жены и с благословением священника в церкви[590]. Такую женитьбу было бы проще оправдать по возвращении в Северную Африку. Согласно фетве 910/1504 года о такийе, морискам, как и мусульманам, разрешалось жениться на христианках; а если и муж и жена были крещены по принуждению, то тем лучше[591].

***

В одном мы можем быть уверены: с самого начала пребывания в Риме Йуханну ал-Асада засыпали вопросами о мусульманских женщинах, мужчинах, о браке и сексуальных обычаях. Он сам сообщает про разговоры о мусульманском приданом, и, конечно, он слышал вопросы вроде тех, которые задавали ал-Хаджари во Франции несколько десятков лет спустя: «Правда ли, что вы можете жениться на нескольких женщинах одновременно?», «Носят ли ваши женщины покрывало?», «Как могут девушки выражать свою любовь?»[592].

В Европе 1520‐х годов источники, позволявшие найти ответ на такие вопросы применительно к Северной и Субсахарской Африке, были слишком скудны. Сарацины служили типичными персонажами в романах, переработанных из средневековых текстов: женщины, такие как яростная и целеустремленная Флорипас в средневековом романе о Фьерабрасе и вавилонская принцесса Маргрета в «Буово» Элии бен Ашера, проявляли себя наилучшим образом, спасая героев-христиан, которых они любили. Мужчины, такие как Руджеро в «Неистовом Роланде» Ариосто, демонстрировали свои лучшие стороны, когда, приняв христианство, избавлялись от жестокости и необузданности. У Ариосто алжирец Родомант, сохранивший верность исламу, совершенно лишен куртуазности и крушит Париж с ожесточенной ненавистью[593].

Подробности о женских нарядах, о затворничестве знатных женщин и о многочисленных женах в Северной Африке могли сообщать европейцы, посещавшие эти регионы, причем — сплошь мужчины: солдаты и священники, служившие на территории Магриба в анклавах, захваченных португальцами и испанцами; генуэзские купцы, торговавшие в Тунисе, Фесе или Каире; венецианские послы в мамлюкском Египте; христиане из Европы, выкупленные из рабства в Северной Африке; христианские паломники в Иерусалим, проходившие через Александрию и Каир. Самый содержательный и свежий очерк мусульманских земель, появившийся в печати, касался Турции, а не Африки: «Родословная великого турка», написанная греком Теодором Спандугино, который провел несколько лет в Стамбуле, а также жил в Венеции и во Франции. Впервые опубликованная во французском переводе в 1519 году, эта книга была известна и в Риме, где Спандугино подарил экземпляры ее рукописного перевода на итальянский язык папе Льву X и Джанматтео Гиберти, впоследствии ставшему одним из важнейших сановников папы Климента VII. Спандугино посвятил главу турецким обычаям, связанным с приданым и празднованием свадьбы, но при этом его текст пронизан тайнами турецких сексуальных обычаев: султанский гарем, состоящий примерно из трехсот прекрасных женщин, которых охраняют сто евнухов и которые, забеременев, обретают почтение окружающих; турецкие женщины, удивительно чистые благодаря частым посещениям своих надушенных бань и «сильно тяготеющие к греху похоти»; столь же похотливые турецкие мужчины, чье плотское влечение и плодовитость подогреваются сластями, которые они едят; их страна Турция также «заражена содомией», запрещенной законом Мухаммада, но открыто практикуемой. Даже в рассказ Спандугино о приданом и обмене подарками вплетается секс: турецкий муж пытается снять покрывало и одежду с новобрачной, но та отбивается, пока он не обещает прибавить денег к выкупу[594].

Йуханна ал-Асад в «Географии Африки» разрушал эти представления о сексуальности, хотя и не столь решительно, как другие стереотипы, бытовавшие в европейских мнениях об Африке (о ее плодородии, бесплодности, уродстве и так далее). Как информант из местных жителей, он мог лишить ореола таинственности и рационально объяснить бытовые и интимные стороны жизни. Некоторые женщины носят покрывало, но другие ходят открытыми, — объясняет он. Существуют большие гаремы, охраняемые чернокожими евнухами, но они являются будничной частью придворной жизни и церемониала и управляются султанской бюрократией. Если Йуханне ал-Асаду было известно, что султан Туниса Мухаммад ал-Хасан без меры предается чувственным наслаждениям со своими танцовщицами-рабынями и музыкантами, то он ясно давал понять, что подобные картины не являются непременным атрибутом жизни двора, а составляют постыдный контраст с временами предков султана из династии Хафсидов[595].

Бани он описал как приятные места, где мужчины и женщины могут отмыться дочиста, попариться и освежиться, причем в разное время или в разных местах. Молодые люди там без стеснения ходят обнаженными, а мужчины постарше обматываются полотенцами. И женщины и мужчины в банях угощаются и поют песни — «и всячески развлекаются», — добавил Рамузио в печатном издании, но Йуханна ал-Асад не подразумевал в своей рукописи никаких предосудительных действий. Не описывал он и то, как женщины удаляют волосы на теле, что Спандугино изобразил неотъемлемой частью свадебных приготовлений[596].

Зная, что европейцы испытывают любопытство к теме сексуальности, и стремясь его удовлетворить, Йуханна ал-Асад пишет об этом в своей манере, со взглядами и интонациями североафриканца, араба и мусульманина. Судя по тому, каким он предстает в собственных сочинениях, он не был ни диким и неотесанным ариостовым Родомантом, ни полностью христианизированным Руджеро; не был он и мужчиной со страниц Спандугино, с аппетитом мечтающим о девственницах, которыми будет наслаждаться в раю, или замышляющим взять «столько жен, сколько сможет прокормить»[597]. Это наблюдатель, рассказывающий о географии Африки, и он оценивает женскую красоту, сообщает о доступности берберских и арабских женщин, но не распространяется о своих собственных возможных успехах.

Конечно, женская сексуальность обладает огромной притягательностью, — вспомним историю про льва, — но женщины и мужчины у Йуханны ал-Асада не исходят похотью, как в стереотипном тексте Спандугино, и женский сексуальный аппетит не связан с дьявольским колдовством, как в некоторых тогдашних европейских сочинениях. Он изображает секс как важнейшую сторону брака, иногда как законное наслаждение (раскрашенные жены арабских кочевников к югу от Тлемсена и Туниса), а иногда как разрушительное излишество (ссорящиеся семьи Каира). Проституция широко распространена, однополые отношения тоже присутствуют, но они порождаются не какими-то ядовитыми испарениями или «заразой», присущими мусульманству в целом, а возникают под влиянием специальных институтов в особых местах (определенные гостиницы, питейные дома и бордели, облагаемые государственными налогами);