как раньше, быстро поняв, что полковник Серж Редда – пустышка. И он бегал за дочерью, как собачонка. Как же было противно на это смотреть! И слушать его нравоучения.

Оставшись в одних трусиках и коротком топе, она взяла нож и пластиковую бутылку из-под питьевой воды. Хруст пластика мгновенно проник в уши Хави, развеял забытье, заставил вздрогнуть и проснуться. Он знал, что значит этот ужасный звук – опять и опять она будет заливать в ее глотку водку, следом бурбон и колу, мешая алкоголь с газировкой, чтобы быстрее подействовало.

Он открыл глаза, замотал головой, издав рычащий звук. Говорить мешал слой прозрачного скотча, которым Аска залепила его рот. От бороденки почти ничего не осталось из-за того, что приходилось помногу раз его заклеивать и отклеивать. Рот опоясывала плешивая поросль с ошметками рвотных частиц, на голове – противные проплешины. Он теперь был так уродлив… И все из-за этих стероидов!

До сих пор она еще не говорила с ним. Следила, как продвигается расследование Эмиля. Ей удалось прикрепить маячок к мотоциклу Герши. По локациям было легко понять: вот они в полиции, вот Эмиль допрашивает Сержа – разговор удалось подслушать с телефона отца, который она давно научилась незаметно мониторить, вот следственная команда отправилась в Маласанью – значит, нашли мать Хави.

Аска открыла чемодан, достала оттуда такой же комплект толстовки и штанов и посмотрела на Хави. Его придется переодеть. Прикончить сейчас или после того, как оденет? Судмедэксперты поймут, что она одевала труп?

Она опять взялась за пластиковую бутылку, сжав ее с обеих концов и принявшись резать, чтобы превратить в воронку. Хави мычал и мотал головой, по его лицу текли слезы. Аска различала лишь одну фразу: «пор фавор».

– Что? Не хочется больше водки с колой? Не хочется умирать? – бросила она, скривившись. Вспомнилось, как он завел ее в комнату, где лежала его забальзамированная мать. Ему смертельно хотелось, чтобы кто-то ее увидел. Кто-то живой.

Такой же, как он сам – психопат. Он хотел получить подтверждение, что поступил правильно, его мать теперь будет с ним вечно. Только молчаливо-покорная.

У него с ней были странные отношения. Сесилия Барко, судя по его рассказам, дамой была властной, но он ее любил. Или нет, любовью такое сложно назвать. Он был привязан к ней, как наркоман к героину. И эта болезненная привязанность сотворила из него монстра. А точнее: монстра из него сделали ее вечное отсутствие в его жизни и моральная отстраненность – так написано во всех учебниках по психоанализу. К тому же женщина догадывалась, кого она родила. Такие вещи матери чуют. И не могла с этим мириться, то и дело выказывая недовольство. Кому понравится иметь сына маньяка? Вот он и заткнул ей рот. То же самое собиралась сделать Аска с отцом. С той лишь разницей, что ей больше не хотелось его видеть. Никогда. Никаким. Стереть из своей генетической памяти на веки вечные.

Аска отбросила в сторону донышко бутылки и открыла холодильник, вынув оттуда непочатую бутылку водки. Она пронесла несколько таких в огромном пакете с чипсами и колой, – никто из сотрудников гостиницы даже не взглянул на нее, не полез проверять.

Открыв телефон, она глянула на карту, по которой отслеживала Эмиля. Тот, шокированный погоней по крышам, все еще сидел на улице Корредера Альта де Сан-Пабло.

– Ничего, потерпи немного, скоро ты догадаешься, где меня искать, – проронила Аска и поцеловала экран. Эмиль ей нравился. Он вызывал в ней нежные чувства. Она завидовала его сестре – будь у Аски такой брат, никто бы в жизни ее не обидел. Она и вправду хотела бы работать в его агентстве.

Подумав об этом, Аска перестала выкручивать крышку с бутылки и застыла, мечтательно глядя в окно. Но сначала нужно исправить то, что натворил ее недофранкенштейн!

– Что ты мычишь? Что? – нахмурившись, прикрикнула она на него. – Ты сам виноват! Зачем было убивать столько людей? Я разве об этом тебя просила? Разве мы не дружили? Ты предал меня, слышишь, Хави? Это было чистой воды предательством! Причем хладнокровным. Когда я тебя встретила, ты был никакой. Тебе было все противно. Но потом… что ты сделал? А?

Держа в одной руке нож, в другой воронку, она оседлала его колени. Тот застонал, связанные за спинкой стула руки натянулись, как канаты, под ее тяжестью.

– Хочешь поговорить?

Он что-то промычал.

– Не хочешь? Тогда не дергайся, я сделаю ножом небольшое отверстие в скотче на твоем лице, чтобы вставить это. Будешь дергаться – раню. Слышишь меня, амиго, а?

Он посмотрел на нее изможденно и отвернулся. Аска приложила к его щеке нож и вернула голову в прямое положение, заставив на себя посмотреть.

– Хочешь поговорить?

Он судорожно закивал, и она отклеила скотч. Его глаза моментально загорелись огнем жизни, будто она не рот ему освободила, а полностью развязала. Он обрел надежду, его мозг заискрился идеями, как спастись, убежать, а может, и убить ее. Все это она прочла по его расширившимся, забегавшим зрачкам.

– Я вот знаю, что психопатка. Четко это осознаю, даже выстраиваю стратегии, чтобы никто вокруг не понял. В школе, с друзьями, с отцом я другой человек. И это очень сложно. Поверь, это большая работа. А ты? Что сделал ты, чтобы сдержать внутреннего зверя? Скажи, ты понимаешь свою природу?

Он не ответил, глядя на нее так, будто не слышал. Он думал. Рассчитывал, как спастись. Но алкоголь в крови мешал ему в этом нелегком деле. Аска знала: ей ничто не помешает убить его сейчас. Она еще раз проверила местонахождение Эмиля на карте. Она успеет переодеть Хави, напоить его и мертвым уложить в кровать.

– Что ты задумала? – прохрипел он и сглотнул.

– Я отдам тебя Эмилю. Принесу в жертву своему парню. Он давно догадался, кто ты. Да и ты понял, что раскрыт, расчехлен начисто. Еще в комнате охраны музея ты понял, что дело твое – дрянь. Так?

– Я тебе поверил.

– Я тебе тоже, когда ты пообещал избавить меня от отца. А сам задумал подставить. У тебя почти получилось. Но я крепкий орешек. Правда ведь, крепкий, амиго?

– Ты лживая сучка! Отец тебя не трогал никогда! – вскипел Хави, дернув коленями, чтобы скинуть ее.

Аска покачнулась и прижала лезвие ножа к его щеке.

– Ты ничего не знаешь, – прошипела она ему в пахнущий рвотой рот.

– Ты наврала мне, что беременна от него.

– Я немного приукрасила. Но знаешь ли, – другой рукой она погладила его по щеке, перенеся губы к носу