Летом 1807 года в Риге находились также изгнанные Наполеоном из Пруссии Гарденберг[237], Альтенштейн[238] и Нибур[239]. Туда же были переправлены прусские государственные документы и кассовая наличность. Именно здесь Гарденберг написал свою знаменитую докладную записку «О реорганизации прусского государства», датированную 20 мая 1812 года. В начале лета того же года в Риге в течение пяти недель пребывал и Гнейзенау[240], который здесь тоже подготовил докладную записку «Русская военная мощь и предстоящая война» (Рига, 20 мая 1812 года), предназначавшуюся для императора Александра I и повлиявшую на его высочайшие решения.

Континентальная блокада чувствительно отразилась на прибалтийских торговых городах. В одной только Риге число прибывавших в город кораблей снизилось с 2089 судов в 1805 году до 278 в 1808 году. Их количество перевалило снова за тысячу лишь в 1817 году. Из-за этой блокады сильно пострадало и сельское хозяйство, переживавшее кризис сбыта.

Еще больший удар по Прибалтике нанес 1812 год. После того как Великая армия Наполеона перешла через русскую границу, корпус под командованием маршала Макдональда вместе с пруссаками, ведомыми генералом фон Гравертом, в июле 1812 года оккупировал Курляндию. Оккупационные власти наряду с военными дирекциями создали земельное правительство, старавшееся облегчить тяготы войны. При этом привлеченные к этому курляндцы ни на мгновение не нарушили верность Российской империи, в которую Курляндия входила еще с XVII века.

В ожидавшей осаду Риге 16 июня 1812 года было объявлено военное положение. Одновременно рижский военный губернатор генерал-лейтенант фон Эссен на основании поступивших тревожных сообщений, оказавшихся ложными, в ночь с 11 на 12 июля приказал сжечь предместье Риги. Пожар, быстро распространявшийся при сильном ветре и при усилиях злонамеренных поджигателей, в радиусе трех километров уничтожил четыре церкви, 35 общественных зданий и более 700 жилых домов. Однако, несмотря на большие потери, благодаря деятельному участию горожан и всесторонней поддержке правительства разрушения удалось восстановить довольно быстро. Видимо, сказывался приобретенный опыт при прошлых пожарах – начиная с XVI века такие бедствия Рига переживала минимум восемь раз.

Немцы в прибалтийских провинциях, вне всякого сомнения, были настроены патриотически – против Наполеона и в поддержку России. При этом тот факт, что в Курляндии к армии неприятеля относились и прусские войска, на настроениях остзейских немцев никак не отразилось, если не принимать в расчет отдельных случаев негодования по этому поводу.

Когда 1 (13) августа Граверта на посту главнокомандующего сменил его заместитель генерал-лейтенант Йорк, то начались русско-прусские переговоры, которые были продолжены после отступления французов из Москвы рижским военным губернатором маркизом Паулуччи, сменившим в октябре на этом посту фон Эссена. В результате 18 (30) декабря была подписана Таурогенская конвенция[241], объявившая о нейтралитете прусского корпуса и предварившая мятеж Пруссии против Бонапарта.

В то время по распоряжению Паулуччи находившийся в Риге Гарлиб Меркель попытался пропагандистски воздействовать на солдат прусского корпуса, используя свою газету «Зритель», передававшуюся по ночам в руки прусских дозорных передовых постов. При этом напечатанные в ней материалы были рассчитаны исключительно на пруссаков. Этими и другими подобными усилиями руководил барон фон Штайн, который тогда по указанию Санкт-Петербурга вместе с Эрнстом Морицем Арндтом[242] стал организовывать «германский легион» из находившихся в России немецких военнопленных и патриотически настроенных перебежчиков. Однако возлагавшиеся на это надежды себя не оправдали.

Немецкие дворяне из остзейских провинций служили в рядах русской армии, и не было, пожалуй, ни одного кавалерийского или пехотного корпуса, где не нашлось бы офицера из Прибалтики. Во время военной кампании 1812 года в российских войсках насчитывалось не менее 760 лифляндцев, эстляндцев и курляндцев, около 100 из которых пали на полях освободительных сражений. Среди этих офицеров был и военный министр и одновременно командующий 1-й Западной армией М.А. фон Барклай де Толли (происходивший из семьи рижского члена городского совета шотландских корней), которого в ходе военной кампании, исходя из соображений сохранения национального престижа, сменил русский Кутузов. Следует отметить также генерал-квартирмейстера при Барклае де Толли, а позже и при Кутузове К.В. фон Толя, оказавшего благодаря своему влиянию на русское военное руководство большое воздействие на весь ход войны. Кроме того, необходимо упомянуть командиров 11 корпусов (прибалтийские немцы командовали всеми, за исключением одного, кавалерийскими корпусами русской императорской армии), 4 командиров дивизий, 17 командиров бригад и др. Из оставшихся в живых после войны офицеров из числа прибалтийских немцев 69 были генералами, 96 полковниками и подполковниками, 46 майорами, 54 ротмистрами, 88 капитанами и штабс-капитанами, что в количественном отношении напоминало времена Карла XII.

В целом необходимо отметить, что участие прибалтийских немцев в освободительной войне против Наполеона укрепило их связи с царской Россией. При этом болезненные случаи, когда остзейские офицеры отодвигались от командования на второй план, свидетельствовали о росте национального самосознания русских, что предопределило изменение всех национальных отношений на востоке Российской империи. И если освободительные войны были лишь эпизодами, то из ответственности Александра I перед Европой проистекало своеобразное оправдание осуществлявшегося на протяжении столетий присоединения Лифляндии к Российской империи. В ходе же борьбы против корсиканца у прибалтийских немцев неожиданно произошло их политическое единение и сплочение с Россией, и даже через сто лет воспоминания о событиях 1812 и 1813 годов играли немаловажную роль в их отношении к русскому правящему дому.