что побуждает наши клетки делиться, а ткани регенерировать. Если обмануть природу и допустить возникновение малой смерти, остановив все жизненные циклы, а затем перезапустить их, тело человеческое поверит, что оно вновь в лоне матери – космической колыбели, формирующей нашу плоть. Но для этого надо добыть звёздный прах. Великие умы раньше высасывали его из костного мозга тазовых костей или же брали из пуповины, соединяющей мать и дитя. Но я знаю способ, как на короткое время переместить звёздный прах в кровь, и я уже некоторое время провоцирую этот процесс в её теле, с тех пор, как она позволяет мне залечивать её раны.

Рассказывала мне матушка: «Создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лицо его дыхание жизни… А после навёл на человека крепкий сон и взял ребро его и создал женщину».

Теперь, когда люди во второй раз низвергнуты из райских садов по собственной глупости, я горячо всем сердцем желаю найти способ быть не столь беззащитными перед неотвратимой смертью. Мы созданы творцами и наделены свободной волей, но жнецы смерти посягают на наш выбор. Когда сестрица говорила так, матушка отчитывала её за строптивость перед волей Божией. Но что, если Бог хотел сказать нам, наделяя умом и сердцем: не желаете терять близких и быть беспомощными перед смертию – ищите ключи. Теперь я уверен, он оставил для нас подсказки, ведущие к бессмертию. И тогда мы действительно станем подобны Ему.

Я позволю моей Еве переродиться и от её плоти создам нового Адама.

Их тела будут лучше исцеляться и станут медленнее стареть.

Но смогут ли они и духовно стать лучше и обрести новое царство?

Если в мире не будет смерти, то он станет раем. Даже если в нём больше никто не родится. Зато никто не умрёт.

Второй глядит глубоко, я верю, он сможет нащупать верную дорогу.

Мы сами выбираем, во что верить.

И я верю – в себя и свой выбор.

Но нужно ли мне их убить?

Воспоминания Анечки

Запись восьмая

Когда женщина подбежала ближе, я смогла рассмотреть, что одета она была в длинную грязно-белую шубу, ворсинки которой топорщились сосульками. Судя по возгласу, Яга её узнала. Но не как страшную нечисть.

– Помогите! – всплеснула руками женщина. – Я не могу открыть двери дома, наверное, их заклинило! Кого ни попрошу, все молчат и отворачиваются! А там мои ребятки внутри застряли…

– Ты знаешь её? – спросил Лёд у Яги, указав на женщину, утирающую слёзы замызганными рукавами.

– Она живёт в единственной уцелевшей здесь многоэтажке вместе с тихими, – безразлично пояснила Яга.

– Пожалуйста, попробуйте открыть дверь! – Женщина ухватила Льда за край куртки, и он сделал неуверенный шаг назад.

– Тихими? – продолжил он допрос Яги, не замечая треска ветхой ткани, за которую настойчиво тянула незнакомка.

– Это жильцы того дома – снуют, как муравьи, туда-сюда по городу, ни с кем не разговаривают… Понятия не имею, как они выживают.

– Очень даже разговаривают, но только с теми, кого не боятся! Это самые талантливые, добрые и умные ребята! – перешла на крик женщина. – Они никогда никого не обижали, наоборот – всегда помогут, если увидят в беде! Да скорее же!

– Пойдёмте, – вздохнул Лёд. – Уж посидят взаперти часок, поди, не умрут.

– А их случайно не Иван запер? – подала голос Яга. – Да, похоже, он, – тут же ответила она сама себе, указывая рукой на дым, поднимающийся в небо.

Женщина завизжала и побежала со всех ног, нам только и оставалось, что следовать за ней. Через несколько минут я увидела серый бетонный семиэтажный дом, примостившийся в низине и потому незаметный издалека. Из его окна на первом этаже струился сизый дым.

– Этот Иван от скуки всё поджигает? – проорал Лёд, обгоняя нас.

– Только по собственным идиотским причинам! – ответила женщина, задыхаясь от бега. – Он крутился сегодня возле дома… Я не смогла открыть наш подъезд. Так и думала, что он учудит какую-нибудь гадость.

Неподалёку от дома стояли шесть человек-зевак, некоторых из них я встречала ранее у бараков.

– Почему ваши ребята не вылезут в окно, они малыши? – крикнула я женщине, но она меня проигнорировала.

– Там только взрослые, но они ведут себя как дети, поди, по шкафам попрятались, – понизив голос, ответила Яга. – Говорила же, что не понимаю, как они выживают.

– А много их?

– С десяток.

Лёд тем временем скинул рюкзак с плеч, достал нож и подбежал к двери.

– Сейчас он подшаманит замок за минуту. – Я усмехнулась, но, увидев, как Яга недоверчиво принялась теребить своих кукол, решила уточнить: – Я имела в виду – починит, Лёд мастер механизмов. Только Ивану своему придурошному не говори, а то сожжёт его, как ведьму на костре, вернее, как хранителя тайн прогресса. Учёный – на костре печённый, так же у вас?

– Иван не мой.

– А он есть среди тех, кто пялится на пожар и ничего не делает? – Я махнула в сторону молчаливых зрителей.

– Нет. – Яга заметно нервничала.

– Надеюсь, он ушёл не за тем, чтобы предать огню другие дома? Да шучу я, что ты так задёргалась. И вообще, почему вы терпите какого-то психа, балующегося со спичками? Я ему ещё наш поезд не простила.

– Вот и попроси своих мужчин его приструнить, – огрызнулась Яга. – Что я могу сделать одна?

Меня изумляло, как в Яге уживается неуверенность в себе, страх и в то же время непоколебимая вера в шаманские силы. Почему она не хочет пронзить того Ивана молнией?

Бах!

Лёд рывком открыл дверь и бросился внутрь здания, женщина последовала за ним. Через мгновение окно на первом этаже распахнулось, и на землю полетело горящее одеяло, а за ним и подушка. А после я увидела Льда, пытающегося пропихнуть в проём тлеющий матрас. Дело шло туго, поролон хоть и медленно, но занимался огнём, и я решила поспешить на помощь, пока на серебряные волосы Льда не переползло пламя. Вбежав в подъезд, я изумлённо ахнула – стены были разрисованы удивительными синими и фиолетовыми растениями и птицами, лишь кое-где встречались оранжевые мазки. На площадке все двери, кроме одной, были заперты, и я кинулась в ту, откуда валил дым. Это была практически пустая комната: кроме матраса, который пытался протолкнуть в окно Лёд, здесь лежали на полу лишь какие-то микросхемы и железяки, да в углу стояла огромная катушка с намотанным на неё медным проводом. Женщины в грязной шубе нигде не было видно. Я кинулась ко Льду и концом своего шарфа попыталась