class="p1">— Может, сигару хочешь? — спросил герр Кебке. — Ты не думай, эти — настоящие гаванские!

— Спасибо, не курю, — ответил Домет. — А я смотрю, у вас дела пошли в гору.

— У всей Германии дела пошли в гору после того, как Бог послал нам фюрера. Помнишь, как мы тогда жили! В обносках ходили, эрзацем питались. А сейчас! — Он широким жестом показал на стол. — Ешь — не хочу!

— Где же вы служите?

— Я — блокляйтер. Знаешь, что это такое?

— Что-то вроде ответственного за дом.

— Бери выше. Ответственный за дом — это блокварт. Он у меня в подчиненных ходит. А блокляйтер — это ответственный за пятьдесят домов. Вот какое у меня хозяйство! Понял? Все они у меня вот тут! — герр Кебке показал на свой кулак. — Я для них — власть. Кто со всякими недовольными разбирается? Я. Кто им новые законы разъясняет? Опять я. Кто все их секреты знает? Опять-таки я. Вот я и есть самый главный. Надо мной только целленляйтер, — герр Кебке начал загибать пальцы, — орцгруппенляйтер, крейцляйтер и гауляйтер — вот и все.

Герр Кебке задумчиво посмотрел на еще незагнутый большой палец и добавил:

— А над гауляйтером — рейхсляйтер.

— Я смотрю, вы стали большим человеком, — сказал Домет.

— Это ты правильно говоришь. И за это надо выпить. Ты что же свою рюмку не допил?

— Я мало пью.

— А я много, — пьяно хихикнул герр Кебке. — Теперь от меня бутылочку никто не спрячет, — и он торжествующе посмотрел на фотографию фрау Кебке.

О дочери и внучке герр Кебке почти не расспрашивал.

Прощаясь, он вынул из жилетного кармана золотые часы.

— Помнишь твой подарок?

Герр Кебке нажал на кнопку, и знакомые звуки гимна прошибли у него слезу.

5

В тот вечер в Ритин салон набилось много народу: завсегдатаям Рита сообщила, что Ассад-бей будет читать отрывки из новой книги, после чего состоится обсуждение. Об авторе ходили самые противоречивые слухи, но его писательская репутация была очень высокой. Опубликованные им книги «Кровь и нефть на Востоке», биографии Сталина, Николая II, и особенно «Хроника убийств: история ГПУ» вызвали у читателей живейший интерес, а загадочный восточный вид автора этот интерес только разжигал. Все «сумеречники» сидели в первых рядах, перед ними — Ассад-бей, а рядом с ним, на правах председателя — Рита.

— Дамы и господа! — начала Рита, на какое-то мгновение остановив взгляд на Сергее Козыреве. — Сегодня у нас особый день. Всеми нами уважаемый Ассад-бей (Рита улыбнулась ему) прочитает нам отрывки из своего нового романа «Агония Востока». Роман написан по-немецки, но здесь нет людей, которые не знают этот замечательный язык, — она повернулась в сторону трех немцев — специалистов по русской словесности, и они оживленно закивали. — Прошу вас, дорогой друг, — обратилась Рита к Ассад-бею, — мы — само внимание.

Ассад-бей поклонился Рите, положил перед собой рукопись, сказал, что будет рад услышать мнение почтеннейших коллег о его скромном труде, и откашлялся.

В большой комнате стало тихо. Голос Ассад-бея, поначалу тусклый, стал выразительным, когда заговорили герои романа.

Домет почувствовал, что с ним происходит что-то невероятное: он сидит все в том же Ритином салоне, его окружают все те же люди, перед ним сидит Лина, но все стало другим. Даже воздух. В нем запахло прохладой фонтанов дворца в Тегеране и повеяло сухой каспийской степью, по которой во весь опор несся молодой Али-хан Ширваншир. Вот он уже догнал предателя-армянина и убил его острым кинжалом… А вот и грузинская красавица княжна Нино плывет по залу в вихре лезгинки… Да это же дивный Баку, о котором когда-то рассказывал его бывший друг Вейншал. Но Вейншал — не поэт, он не мог так описать красоту Старого города в Баку с его минаретами, нефтяными вышками и зловещей Девичьей башней…

«Баку, Тегеран, Тифлис, Дагестан, Карабах… Из них я знаю только Тегеран… Но я так ясно вижу эти места, как будто бывал там и знаком с этими людьми. И все они — живые! А главный герой Али-хан — истый мусульманин. И в мыслях, и в разговоре, и в поступках. Как Ассад-бею это удается? Как он сумел влезть к нему в душу? Гений! А какие слова он нашел для описания любви Али и Нино в дагестанском ауле! Боже, куда мне до него с моими пьесами! Он насадил на сюжет все эти меткие подробности, как на шампур. Лина его не зря любит! Но он-то ее не любит. А ей и не важно. Неужели она совсем не замечает, что я ее люблю? Но что же он остановился?»

Домет очнулся, когда Ассад-бей раскланивался под гром аплодисментов.

Началось обсуждение.

Первой встала Марианна Вульф.

— Поздравляю вас, голубчик. Вас и всех нас. Я не оговорилась: среди нас появился большой писатель. Мое чутье меня никогда не обманывает. Это — великолепная проза, очень восточная по колориту и очень европейская по духу.

Николай Бердников особо отметил точность описания курильщиков анаши и почему-то начал рассказывать, как он сам в первый раз попробовал анашу, но потом перешел на кокаин.

— Коля, ну куда вас заносит? — добродушно пожурила его Рита. — Мы же обсуждаем роман Ассад-бея.

— Почему ваш роман называется «Агония Востока»? — спросил с места Тарасюк. — Вы в самом деле думаете, что Восток агонизирует?

— Вы очень наблюдательны, — медленно сказал Ассад-бей. — Название действительно должно выражать суть книги, но в данном случае оно — рабочее. Хотя и оно правильно по сути. Да. Восток агонизирует. Его распяли после прошедшей войны и добьют после будущей. А в том, что будущая раньше или позже разразится, у меня сомнений нет. Восток одряхлел, растерял свою духовную силу, не говоря уже о боевой. Воины ислама, когда-то покорившие чуть ли не весь мир, сегодня заняты подсчетом барышей и мечтают уподобиться европейцам. Мы, мусульмане, привыкшие всматриваться в себя в поисках Аллаха, сегодня шарим вокруг себя жадными глазами в поисках наживы. Я вырос на Востоке, знаю и люблю Восток, тоскую по нему, но, боюсь, мой Восток останется только на страницах этой книги. — Ассад-бей положил руку на стопку листов.

Домета будто громом ударило.

«Этот чертов Ассад-бей чуть ли не слово в слово повторяет все, что я говорил дяде Джабару. Ну, хорошо, пусть они правы. Так тем более нужно бороться за нашу Палестину, чтобы ее не добили чужие. Кто эти чужие? Лина говорила, все люди друг другу чужие. Что уж тогда говорить о народах! Мы чужие евреям, евреи — нам. Меня к ним тянуло, потому что мне