Теперь она обращается к Калле, не замечая, что Антон разражается длинной бранью, – Пятьдесят Седьмая. Я надеялась, что ты появишься.

Калла ничего не отвечает. Сколько времени прошло с тех пор, как Эно увел Илас? Сумел ли он уже ускользнуть из храма?

– В чем дело? – Помпи подступает ближе, понимая, что ей не ответят. – Не говоришь по-талиньски?

Калла наносит резкий удар, вонзая меч в живот Помпи.

Однажды во дворце она спросила, какой смысл в атаке методом грубой силы, если она не обеспечивает значительного продвижения вперед. У военачальника, тренировавшего ее в тот день, был заранее готов ответ. Даже малая толика страха, возникшая у врага, лучше, чем ничего. Жар начинается с единственной заразной клетки.

– Как ты смеешь!..

Помпи вытаскивает из раны меч, бросает его, и он лязгает, упав на пол. И вдруг безо всякой вспышки ее глаза из красных становятся серыми. Она просто перескочила. Каким-то образом перескочила, и теперь тело со сквозной раной валится на пол, а его предыдущая хозяйка хватается за живот и стонет от боли. Новое тело с красными глазами переступает через прежнее свое вместилище, бросив на него мимолетный взгляд и с отвращением поджав губы.

Калле кажется, будто она сходит с ума. Она явно перестала понимать все та правила, которые раньше считались в Талине незыблемыми.

Толпа «полумесяцев» вскипает. Они спешат вперед, чтобы удержать Каллу на месте, хватают ее за плечи, за локти, стараются лишить возможности двигать всеми конечностями. Но Калла не сопротивляется. По приказу, отданному Помпи сквозь зубы, Каллу ставят на колени и тянут за волосы, заставляя запрокинуть голову.

Помпи в своем новом теле подходит ближе. «Полумесяцы» смотрят на нее, как на главную, в ожидании дальнейших приказов. Но кто-то же обращался к ней раньше, и это, возможно, означает столкновение полномочий. Каждым храмом Сообщества Полумесяца управляет единственный священнослужитель, но передача власти случается постоянно и мгновенно, власть без предупреждения переходит к тому, что в данный конкретный момент времени обещает больше остальных. Должно быть, Помпи – новый лидер, еще не успевший упрочить свое положение.

Тело на полу перестало хватать ртом воздух. Его голова запрокинулась, глаза потускнели, обнажилась вывернутая шея. В таком положении воротник рубашки приоткрыл тело под ним, а на нем – две параллельных кровавых черты, размазанных чуть ли не художественно.

Калла отводит взгляд. Должно быть, Помпи сделала это, когда еще находилась в этом вместилище. Не похоже на выбор по эстетическим соображениям.

– Попробуем еще раз, – говорит Помпи, тон которой не изменился.

Один из «полумесяцев» снова дергает Каллу за волосы, чтобы заставить смотреть вперед. Мельком она успевает увидеть тела, те самые, у которых вырезали сердце. Несмотря на шум в голове, ей кажется, что она начинает кое-что понимать.

– Попробуем что? – впервые за все время обращается Калла к Помпи. Она берет на вооружение свой дворцовый тон – ледяной, надменный, недвусмысленно заявляющий о превосходстве над всеми прочими на тысячу футов. В двух шагах от Каллы фыркает Антон. Хоть у него по-прежнему завязаны глаза, он перестает отбиваться. Только слушает, склонив голову в сторону Каллы. – Твои жалкие попытки запугивания? Надеешься возвыситься надо мной, подобно какому-нибудь божественному завоевателю? Тебе им никогда не быть. Ничтожества такими не бывают.

У нее имелась привычка внимательно наблюдать за родителями. По утрам за завтраком в столовой. Днем в оранжерее. Вечерами в комнатах для отдыха и развлечений. Семьей они были не самой дружной – вовсе нет, – однако Калла проводила с родителями уйму времени, сопровождала их во время повседневных дел и узнавала, как род Толэйми управляет своим дворцом. Она видела, как родители относятся к прислуге: деревенским женщинам, бросившим своих детей ради работы в кухне, деревенским мужчинам, стоящим на страже там, где требовалась массовость. При малейшем намеке на что-то не то дворцовые слуги сначала простирались ниц, затем выясняли, какую именно ошибку совершили. На самом деле никогда не имело значения, что случилось и была ли действительно допущена ошибка. Стоило только королю или королеве Эра повысить голос, единственным допустимым откликом становилось полное повиновение.

Те, в чьих руках сосредоточена власть, одинаковы. Они желают идти по жизни, вновь и вновь напоминая миру о своем могуществе, и если в ответ не видят повиновения, тогда добиваются его силой.

Калла приподнимает бровь, предлагая поспорить с ней. Внезапно Помпи выбрасывает вперед руку, срывает с Каллы маску, и Калла невольно усмехается, понимая, что задела ее за живое. Какими бы ни были последствия, по крайней мере, вчистую она не проиграла.

– Я знаю, кто ты. – Помпи комкает тканевую маску в руках.

– Конечно, знаешь, – соглашается Калла. – Ты же видела меня в новостях. Я – будущая победительница игр.

Помпи в бешенстве бьет ее наотмашь по лицу. Отшатываясь, Калла чуть не смеется, но тут замечает, что один из «полумесяцев» передал Помпи нож. Калла обводит стремительным взглядом комнату, оценивая свои шансы на побег. Человек, который держит ее за левое плечо, ослабил пальцы. Калла бросает взгляд на воротник его рубашки. В красноватом свете видно плохо, но Калла могла бы поклясться, что разглядела при движениях две уже знакомые вертикальные черты засохшей крови.

– Я хочу ее сердце, – заявляет Помпи. – Оно совершенно особенное.

– Прямо сейчас? – спрашивает тот, кто держит Каллу. – У нас есть и другие, и срок подходит к…

– Держи ее крепче!

Они что-то делают с ци тел, лежащих на полу и превращенных в незаконный товар. Пользуются ею, чтобы менять правила перескока, преображать сами свойства физического мира и своего взаимодействия с ним.

Калла наносит резкий удар левым локтем, попадая в челюсть тому, кто ее держит. От внезапного движения ее бросает вбок, она касается плечом пола. Ей удается продержаться пару секунд на свободе, пока она пытается отдышаться. Но едва она выпрямляется, на шее сжимаются невидимые пальцы, и Калла ощущает первый пробирающий до костей намек на озноб неподдельной паники. Она замирает, потом взмахивает руками, цепляясь неизвестно за что, и тут ее снова хватают, грубо сдирают с нее куртку и впиваются ногтями в нежную кожу.

На лезвии вспыхивает блик. Помпи заносит нож.

– Сила тратится напрасно, когда она в тебе.

– Пятьдесят Седьмая! – кричит Антон в нарастающей тревоге. Он по-прежнему ничего не видит. – Пятьдесят Седьмая, прыгай!

Калла дергается в сторону. Это ничего не дает. Ее смятая куртка валяется на полу, меч отлетел далеко.

Когда Помпи приставляет нож к ее сердцу, Калла взмахивает рукой. Она не пытается сбежать. Просто хочет убедиться еще раз: на груди этого тела тоже есть две параллельные кровавые линии.

– Думаешь, это чем-нибудь