она может лишь предполагать, что это Антон, одетый как какой-нибудь референт члена Совета, с уложенными гелем волосами и шикарными запонками, поблескивающими в приглушенном свете.

Калла постукивает по сигарете. На полу прибавляется упавшего пепла, и она задается вопросом, заметит Антон или нет. И разозлится ли или же ему все равно, что в квартире стало еще грязнее.

– Где ты был? – спрашивает Калла.

Антон вскидывает бровь. Он идет медленно, вяло, словно ему едва хватает сил даже на то, чтобы продержаться в вертикальном положении лишнюю секунду. Но глаза выдают его. Взгляд этих непроглядно-черных глаз насторожен и расчетлив, он свидетельствует о предельной собранности.

– Я теперь что, отчитываюсь перед тобой, Пятьдесят Седьмая? – спрашивает Антон.

– А ты что, отчитываешься хоть перед кем-то?

Если он успел сменить тело с тех пор, как они виделись в прошлый раз, значит, был где-то на людях. И что делал? С кем встречался? Выбрал новое лицо, чтобы его не узнали или прежнее ему просто наскучило? От внезапного стремления узнать, что у него на уме, у Каллы так и чешутся руки; если он не ответит сам, она вспорет ему грудь и вырвет оттуда ответ.

Антон останавливается перед столом.

– Я не в настроении воевать с тобой.

– Воевать со мной? – эхом повторяет Калла. Дерзкий смех так и подкатывает к горлу. Она сдерживается исключительно усилием воли. – О, прошу меня простить, что нарушила твои планы.

Антон с громким хлопком припечатывает ладони к столу по обе стороны от Каллы. Этот внезапный жест ее не пугает. Недовольным взглядом Калла скользит по его костюму, сшитому из такой тонкой и гладкой ткани, что она отчетливо видит, где он спрятал свои ножи-полумесяцы.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Антон.

– Ты не слышал объявление? – в свою очередь спрашивает она. – Игры ускоряются. Пинговать игроков будут в любое время как попало. Браслет может сработать в любую секунду, и тогда твоя квартира станет такой же небезопасной, как моя.

Судя по выражению лица Антона, этого он не знал. Калла смотрит, как он моргает раз, другой…

– И ты все равно явилась сюда?

– А где еще мне следовало тебя искать?

На это Антон не отвечает. Калла поджимает губы. Они лишь засыпают один другого вопросами, и ни один не дает ответов.

В ней вспыхивает острое недовольство.

– Мог бы просто взять и сказать прямо. – Стряхивая сигаретный пепел на скатерть, она может точно указать момент, когда переходит границы. – Если с нас хватит, мы расторгаем альянс.

Антон выхватывает сигарету из ее пальцев. Калла ждет, что он отшвырнет ее. Вместо этого он затягивается, потом выпускает дым прямо ей в лицо. В мгновение ока рука Каллы вцепляется ему в шею, пальцы на горле готовы сжаться. Но пальцы она не сжимает – пока что. Она ждет, чтобы Антон полез в драку, тут-то она и осыплет его градом обвинений, хотя и понимает, что на самом деле ей хочется отругать не кого-нибудь, а саму себя. Просто она привыкла, что Антон Макуса рядом. Разве не поэтому она встревожилась, не сумев найти его в опасную минуту? Незаметно для себя она начала рассчитывать на него. Может, ей и не нужно его присутствие рядом, но этого присутствия она хочет. Если не считать смерти короля Каса, это первое, чего она захотела за долгие годы.

– О чем ты говоришь? – спрашивает Антон. И так же быстро, как она, вцепляется в запястье руки, которой она сжимает ему горло. – Пытаешься запугать меня, Пятьдесят Седьмая?

– Тебе стоило бы испугаться, – хмурясь, парирует она.

– Да ну? – Голос Антона звучит приглушенно и язвительно. Он кладет ладонь поверх ее пальцев, но, вместо того чтобы отдирать их от собственной шеи, удерживает на прежнем месте. – Тогда почему ты так на меня смотришь?

Калла замирает. Эти слова оседают в глубине ее живота как косточки или семечки какого-то паразитического организма, который намерен пустить корни и надолго составить ей компанию. Ее захват больше не кажется угрозой: пальцы всего лишь прижаты к мягкой коже и жестким жилам и ощущают, как полости его шеи смещаются от каждого сказанного им слова.

– Что, прости?

– Не прикидывайся дурой. Это тебе не идет. – Антон делает шаг к ней и наклоняет голову. Калла не успевает остановить его, как он уже касается губами изгиба ее уха. – Угрожать мне незачем. Если ты добивалась моего внимания, теперь оно целиком и полностью приковано к тебе.

Резкий вой слышится откуда-то с ремня Каллы. Этот звук застает ее настолько врасплох, что она отпускает горло Антона и отталкивает его. Он отскакивает, не протестуя и не меняясь в лице.

– Не пойми превратно, – выпаливает Калла, отцепляя от пояса пейджер. Сообщение от Чами.

«Беда. Позвони в закусочную».

Волна паники проносится по ее спине. На этот раз ее взгляд, обращенный на Антона, полон ярости.

– Где здесь ближайший телефон?

* * *

Антон сопровождает Каллу, слыша, как в груди глухо колотится сердце. Он давно научился скрывать чувства, приучил любое свое лицо выказывать только те из них, которые он готов выказать. Мастером давать такие уроки была Отта. Она не выносила сентиментальности; все нежное она закаляла, пока оно не превращалось в мерцающие камушки.

И вот теперь он слышит биение в ушах, головокружительно быстрый стук, который не умолкает, пока Калла снимает трубку телефона. Бармен из зала, Жуэнь, проходит мимо, протискиваясь по узким коридорам борделя, смотрит на Каллу у телефона, потом на Антона, но не узнает его. Как только он исчезает за углом, Антон подходит к телефону с другой стороны и прислоняется к нему, давая Калле понять, что услышит ее разговор до последнего слова, даже если, в сущности, прислушиваться не будет.

Адреналин, рассуждает он мысленно. Эта реакция на Каллу – нечто примитивное, возникшее по ассоциации. Она напоминает ему Отту, и отнюдь не в хорошем смысле. Действует ему на нервы еще сильнее, чем получалось у Отты, потому что Отта извивалась, пробиваясь все глубже, просто, чтобы проверить, удастся ли ей, а Калла глубоко запускает коготки, а потом заявляет, что не хотела. Она могла бы заполучить все, что есть в мире, стоило ей только попытаться.

– Когда это случилось? – говорит она в трубку. Она сжимает шнур, навивает его на большой палец так туго, что его кончик белеет. Стрельнув глазами в сторону и встретившись взглядом с Антоном, она будто вообще не видит его.

Напрасно он привязался к ней. Дворец уже оставил на нем шрамы. Сначала сделал Отту всесильной и неудержимой, а потом со злорадной ухмылкой отнял ее.