– Я оставил пакет со льдом у двери, – говорит Жора. – Приложи к ушибу.

Молчу. Что можно сказать человеку, которого ты любил до безумия, а потом вмиг возненавидел? Человеку, от которого вместо теплоты, добра и любви теперь веет холодом и угрозой? Ничего. Ничего я ему не скажу!

– Мне жаль, что так вышло. Это ради твоего блага и нашего будущего.

Он уходит, а я понимаю, что у нас не может быть никакого совместного будущего. Нужно выбираться, пока меня отсюда не увезли в катафалке.

Глава 47. Аля

Забираю лед среди ночи. В пакете уже растаявшая вода. Запираюсь и прижимаю пакетик к щеке. Она не горит, слегка побаливает, напоминая о произошедшем. Жора меня ударил. И за что? За то, что я запаниковала и накричала на него? Не понимаю. Как можно любить кого-то и бить его? Вытираю слезы рукавом, а они все не заканчиваются.

Голова раскалывается, глаза устали, в носу распухло. А у меня ведь даже телефона нет. И Розу я отослала, убедив, что со мной все будет в порядке. Потому что нормальные люди умеют разговаривать и слышать друг друга. Потому что нормальные пары знают, когда нужно разойтись и все обдумать. Потому что нормальные парни никогда не поднимут руку на своих девушек. И девушки на парней – тоже.

Вытираю сопли рукавом. Жора запер меня ради собственного спокойствия, из эгоизма. Нужно было послушать папу и остаться жить с ним!

Обвожу взглядом комнату. Аквариум на столе почти до краев забит звездами. Сажусь за стол и достаю цветную бумагу – Жора накупил мне самую разную. А не задумал ли он это еще тогда?..

Создавая новую звездочку, я анализирую наши отношения. Любой поступок Жоры теперь кажется мне заранее спланированным. Вот уж не думала, что сбегу от папы к парню, который будет меня лупить. И пусть это была только пощечина, этого хватило, чтобы мое сердце треснуло.

Весь следующий день сижу в углу, обняв колени, и смотрю на дверь. В комнате нет ничего, чем я могла бы выломать дверь на балконе или вскрыть вены. Во втором случае Жоре пришлось бы везти меня в больницу и у меня бы появился шанс сбежать.

– Аля, я приготовил тебе завтрак, выходи, поешь, – стучится Жора в первый раз, а я молчу. Губы не размыкаются, язык не шевелится, мысли замирают, как инклюзы[4] в янтаре. – Хотя бы поешь немного. – Он крутится у двери. Сижу не двигаясь, хоть желудок урчит, а мочевой пузырь болезненно сдавливает.

– Я оставил воду… Обязательно выпей! Человек не может прожить без воды, – говорит Жора через два часа.

Я сейчас лопну. Превращусь в дурно пахнущую лужу посреди комнаты. Взгляд падает на аквариум. К черту брезгливость, я хочу облегчиться! Высыпаю звезды на стол, подставляю аквариум под себя и резко снимаю штаны. Стыдно, но радость от исчезающей тяжести внутри пересиливает. Раз он решил держать меня взаперти, пусть столкнется с последствиями.

Меня охватывает небывалая злость. Какое право он имеет удерживать меня здесь? Да, мы встречаемся… то есть встречались, но я свободный человек. У меня тоже есть права! Хочется взять этот аквариум и облить Жору с ног до головы, когда он сунется ко мне в следующий раз.

Убедившись, что он не крутится возле комнаты, забираю оставленную им воду с печеньками в шоколадной глазури и демонстративно выставляю импровизированный горшок. Хочет держать меня дома, как питомца? Значит, будет убирать за мной.

Оставшееся до ужина время лежу на кровати, свернувшись эмбрионом, и рассматриваю бумажные звездочки на столе. Они лежат в прекрасном хаосе. Некоторые светятся флуоресцентными блестками. Как то, что родилось из моей любви к оригами, привело к тому, что я скрываю внутри боль, обиду и разочарование? Сначала папа, теперь Жора…

К горлу подступает ком тошноты. Хочется кричать и плакать, но я почему-то этого не делаю. Я и кричать-то толком не умею. Стоило повысить голос, как меня ударили. Что же будет, если я и вправду закричу? Не хочу представлять, как превращаюсь в отбивную.

Робкий стук в дверь. Пауза. Возня и постукивание столовых приборов.

– Время ужина. – Тихий голос Жоры, полный раскаяния, не вызывает у меня сочувствия. – …и забери аквариум. Я его помыл.

Подхожу к двери, прикладываю ухо. Слышимость плохая, но нутром чую, что он еще здесь.

– Жора? – зову его. Язык действует быстрее разума.

– Что?

– Ты и вправду хочешь так жить?

– Как – так?

– Ты правда хочешь, чтобы я была дома, зависала в четырех стенах и ни с кем не разговаривала, кроме тебя?

– Да, – отвечает он после недолгого колебания.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя.

– А есть другая причина?

– Я не хочу тебя ни с кем делить.

Вот это уже больше похоже на правду. Разве может расцвести любовь там, где у тебя нет свободы? Все эти сказки типа «Красавицы и Чудовища» – полная чушь. Романтизация стокгольмского синдрома. Раньше мне нравилось читать книги с похожими сюжетами. Теперь я сама оказалась пленницей в современной квартире – чем не аналог сказочного замка?

Прикусываю ноготь на большом пальце. Пощечина отца помогла мне понять кое-что. Нельзя терпеть то, что неправильно. Нельзя винить себя за поступки других людей в отношении тебя. Нельзя оправдывать тех, кто лишает тебя свободы. Тело можно сломить пытками, но сломить дух сложнее.

– Жора, – снова зову я.

– Что?

Сжимаю кулаки. Нужно решиться. Если все пойдет плохо, по крайней мере, Роза на него заявит. Лучше умереть, чем существовать взаперти под присмотром ненормального.

– Дай мне время, ладно? – Голос почти не дрожит.

– Хорошо. Поешь, пожалуйста. Не мори себя голодом.

– Я поем, когда ты уйдешь. Пока я не хочу тебя видеть.

Однажды я уже не хотела его видеть. Нужно было порвать с ним еще тогда…

– Зови, если что-нибудь понадобится. – Жора уходит, и дверь в его комнате рядом с моей захлопывается.

Выжидаю, прежде чем выглянуть наружу. Перед дверью стоят поднос с остывшим ужином и чистый аквариум. Придирчиво принюхиваюсь к нему – пахнет чистящим средством. Действительно помыл.

Забираю подачки, закрываюсь в комнате. Желудок благодарно булькает. Все же в чем Жора хорош, так это в готовке. Ужин выглядит как ресторанный. Надеюсь, он ничего сюда не подсыпал. А впрочем, это не так важно. Худшее, что он мог сделать, он уже сделал.

На составление плана у меня уходит ночь. Спать в